Он вдавил плечо в цепь и наклонился ко мне так, что мы оказались на ничтожном расстоянии друг от друга. Первым моим побуждением было отвернуться и скрестить руки на груди. Но я не могла разорвать зрительный контакт. Брэм смотрел не на меня, а вглубь меня. Как будто он увидел во мне то, что я без конца пыталась скрыть.
– Мне кажется довольно любопытным факт, что ты выбрала именно такое испытание на страх. Не Лакс – любой мог бы догадаться, что ты ее выберешь. А именно то, что мы инсценируем вторжение в дом.
– Это не вторжение в дом, – поправила я его. – Никто не увидит…
– Тихой ночью в тихом доме ты пережила нечто ужасное, – перебил меня Брэм. – А теперь ты заставишь пройти через это кого-то другого. Так что да, давай поговорим о монстрах, Рейчел. Давай поговорим о том, как все это хреново.
Изначально это мне хотелось поговорить начистоту, выложить карты на стол, отбросить ложные церемонии. А теперь мне казалось, что меня загнали в угол. Чувство вины захлестнуло меня, и пальцы дернулись в невольном желании достать телефон и отменить проведение испытания. Не слишком ли далеко я зашла? Не слишком ли заигралась?
Но я знала, почему выбрала именно такое испытание на страх. В глубине души я хотела разыграть эту сцену – девушка в большом страшном доме – и взглянуть на нее с позиции наблюдателя. Мне требовалось взглянуть на то, что со мной произошло, под другим углом. На этот раз у меня появился шанс стать кукловодом, изменить исход, чтобы все благополучно и хорошо завершилось. Это был катарсис.
– Лакс порой может играть людьми, – продолжил Брэм. – Но не притворяйся, будто ты сейчас не занимаешься тем же самым.
Он наконец отвел от меня взгляд и направил его на дом, где его девушке вот-вот предстояло до ужаса испугаться. По крайней мере, как предполагалось.
– Я не такая, как Лакс. Или ты, – ответила я наконец. – Ни одна игра никогда не стала бы для меня важнее близкого человека.
– Именно поэтому тебе не место в клубе.
Мои пальцы перестали дергаться. Мне больше не хотелось тянуться к телефону. Неспроста у нас с Брэмом никогда не складывался разговор, и как бы это ни было смешно, я ощутила готовность начать испытание на страх.
– Когда она тебе позвонит, – напомнила я, – скажи, что у нее просто разыгралось воображение. Пусть думает, что все в порядке.
Раздавать указания мне нравилось. А Брэму, которому так хотелось поучаствовать в этой игре, приходилось мне подчиняться. Он взглянул на часы. Вообще-то, на настоящий хронометр, а не какой-нибудь там банальный шагомер. Брэм поднялся и пошел прочь, оставив качели поскрипывать на ветру.
ЛАКС МАККРЕЙ НЕ любила нянчиться с детьми и уж точно не нуждалась в деньгах. Но от завидной должности няни Уайатта Сальгадо-Хайдсмюрра она не смогла отказаться. И не потому, что любила Уайатта. Тот был милым ребенком, но Лакс больше интересовал его отец. И никаких пошлых фантазий про няню и ее нанимателя. Фу.
Отец ребенка интересовал ее, потому что Генри Хайдсмюрр был большой шишкой в издательском доме Condé Nast[30]
. Лакс не знала точно, какую именно должность он занимает (главный исполнительный директор, финансовый директор, вице-президент – что-то в этом роде), а также какое именно печатное издание он выпускает. Но детали не имели значения. Важно было то, что если Лакс поладит с сыном Генри, то стажировка в Vogue окажется у нее в кармане еще до окончания школы. Как минимум еще два человека из ее собственной школы претендовали на эту должность няни, но Лакс опередила их.Чета Сальгадо-Хайдсмюрр нуждалась в ее услугах, чтобы иметь возможность раз в неделю вечером сходить куда-нибудь вдвоем. Это могло быть что угодно – от похода в кинотеатр или на вечер благотворительного сбора средств до посещения официального торжественного мероприятия. От Лакс требовалось лишь появиться и часик поиграть с шестилетним ребенком, а затем уложить его спать. Последние пять месяцев все шло по одному и тому же плану: поиграть с Уайаттом и его всегда новыми, всегда дорогими игрушками, проследить, чтобы он почистил зубы, дать собачке Шугар погрызть специальную игрушку на коврике, уложить ребенка спать, а потом, наконец, написать Брэму сообщение, что путь свободен.
Обычно Лакс выжидала полчаса, прежде чем написать Брэму. Она убивала время, развалившись на темно-коричневом кожаном диване в гостиной и просматривая страницы в «Инстаграме». Каждому посту она уделяла несколько секунд, затем двойным нажатием ставила лайк. Она наткнулась на фотографию Люсии, наклонившей голову и поджавшей губы. Вот опять: плохо подобран фильтр, и когда уже эта девушка научится выбирать правильный ракурс? Когда Лакс увеличила изображение, ей в глаза бросился воспаленный прыщ на нижней стороне челюсти, который Люсия не замаскировала тональным средством как следует. Лакс сморщила нос и пролистнула этот пост, не поставив лайк двойным нажатием.
Еще через пару минут она подняла глаза и увидела, что в комнате стоит Уайатт. Она ахнула так громко, что Шугар, лежавшая на коврике у ее ног, подпрыгнула.
– Что ты здесь делаешь?