Клуб Мэри Шелли

– Я не могу уснуть, – ответил Уайатт.

Теперь и собака вскочила с подстилки и подбежала к босым ногам Уайатта. Скоро они начнут играть вместе. Скоро они расшалятся так, что их потом не успокоишь. Это было нехорошо.

– Просто закрой глаза, – сказала Лакс. – И сам не заметишь, как заснешь.

Она гордилась тем, как строго вела себя с детьми, не шла у них на поводу. Лакс инстинктивно понимала, что нянчиться с Уайаттом – почесывать ему спинку, как он всегда просил делать перед сном, и сидеть с ним, пока его глаза не закроются, – это неправильный подход. Он уже слишком большой для такого, и, к тому же, стоит ей разок уступить – и потом придется постоянно это делать. Нет уж. Только строгая любовь. Никаких телячьих нежностей. Дома у Лакс никто никогда не обращал на нее внимания, когда она плакала. Она знала, что твердость нужно прививать с юных лет.

Родители Уайатта всегда изумлялись, когда приходили домой и обнаруживали, что их мальчик без возражений отправился спать. Для них Лакс была чудотворцем. Она попыталась тонко намекнуть, что так же может творить чудеса, принося латте редакторам или помогая на фотосессиях. Но пока никаких предложений о стажировке не поступило. Пока что.

– Я не смогу уснуть, даже если закрою глаза, – возразил Уайатт. – Я все время слышу какие-то звуки.

– Что за звуки?

– Похоже, кто-то стучит в мое окно.

Сальгадо-Хайдсмюрры жили в огромном доме в районе Дитмас-Парк в Бруклине, где с виду здания выглядели красиво, но построены были из дерьма.

– Это просто холод, Уайатт.

Дома здесь жили и дышали, но, казалось, постоянно страдали от пневмонии. Всегда сквозняк, всегда течет; нельзя сделать и шага, чтобы полы не стонали.

– Холод не шумит.

– В этом доме шумит. А теперь иди спать.

Уайатт вздохнул и зашагал обратно наверх в своей пижаме с крохотными звездолетами, бормоча что-то об изменении климата и о том, что сегодня ночью не так уж и холодно.

Лакс вернулась к телефону, но всего через пару минут Уайатт появился снова. Такое поведение вызывали издержки возраста.

– Можешь посидеть в моей комнате, пока я не усну? – попросил он.

Лакс мигом отбросила всю эту чушь про строгую любовь. Теперь речь шла только о целесообразности. Чем быстрее он заснет, тем быстрее она сможет написать Брэму, а ей ужасно хотелось написать Брэму.

Он всегда приходил после того, как Уайатт засыпал, но Лакс не до конца была уверена, придет ли Брэм сегодня. Они поссорились.

Лакс даже не могла вспомнить причину ссоры, просто Брэм вел себя странно, а потом она сказала что-то, чего, вероятно, не должна была говорить, и он сказал что-то, о чем определенно должен был пожалеть, и все закрутилось.

Днем в школе они не обменялись ни словом. Да, они, как всегда, сидели за одним столом, но тут уж ничего не поделать. Лакс и Брэм практически делали одолжение всей столовой, когда просто сидели и позволяли другим глазеть на себя. Но хотя Лакс и Брэм разговаривали со всеми соседями за своим столом, между собой напрямую они не общались. Лакс надеялась, что никто этого не заметил.

Чем скорее она напишет Брэму, тем скорее их ссора завершится примирением. Хотелось бы надеяться.

– Ладно, пойдем, – сказала Лакс Уайатту.

Она снова уложила ребенка, но его глаза оставались открытыми и походили на два огромных озера, наполненных тревогой.

– Ты можешь проверить окно? Просто чтобы убедиться?

Лакс выдавила из себя улыбку. Процедура отхождения ко сну затягивалась. Лакс собиралась попросить прибавку к жалованью. Она подошла и отдернула занавеску.

– Видишь? Ничего там нет.

Никого не было ни у окна, ни на деревьях, ни на тротуаре. Однако Лакс заметила кого-то на детской площадке, сидящего на качелях.

Извращенец.

Ей было все равно, насколько хорош этот район или насколько просторный двор в этом доме, – ни за какие деньги Лакс бы не согласилась жить так близко к детской площадке. Днем на площадках бегает миллион сопляков, а ночью там отираются всякие отбросы общества.

– Можешь просто остаться, пока я не усну?

Лакс закатила глаза, но решила, что сможет написать Брэму отсюда, как только Уайатт начнет клевать носом. Она села в кресло-качалку в углу комнаты Уайатта. Телефон в руке зажужжал, и Лакс посмотрела на экран. Ее сердце слегка подпрыгнуло, когда она увидела, что пришло сообщение от Брэма. Он тоже был готов помириться.

«Ребенок спит?»

«Еще нет. Ему мерещатся чудовища».

Она наблюдала, как на экране мигает троеточие.

«Значит, ты рассказала ему обо мне?» И рожица дьявола.

Лакс усмехнулась. Наверное, им было бы правильнее обсудить ссору и, возможно, попытаться разобраться в проблеме, чтобы подобное не повторилось. Но это – притвориться, что ничего не произошло, и замять дело, – было в миллион раз проще. Лакс уже собиралась ответить, когда раздался яростный лай. Лакс застонала.

– Шугар! – вскочил на кровати Уайатт. – Мы оставили Шугар внизу!

– С Шугар все в порядке.