– Но, несмотря на убогость самого заведения, публика, вы же сами знаете, здесь очень приличная. – И, словно возражая догадке собеседника, продолжил: – Меня никто ни в чем не подозревает, а то давно бы побили канделябром и вышвырнули на улицу. Правда, в «таможне» я бываю крайне редко. Больше – поужинать, здесь неплохо и недорого готовят, и посмотреть на публику.
– Ты хотел сказать… – Пе́трович выпил одним глотком водку, принесенную официантом, зажмурился: – Задиристая. – Ткнул вилкой в блюдце с солеными опятами под луком и подсолнечным маслом и ухмыльнулся про себя на потенциальных клиентов, на
– А за вами, – шулер пригубил свою рюмку, – здесь закрепилась репутация
– В тот день, – Пе́трович решил поддержать развязный карточный жаргон собеседника, – просто фишка легла. – И, заправляя хреном принесенное заливное, задался вопросом: о чем он хочет со мной поговорить?
Карты были открыты сразу.
– Ну, как вам наша публика? Как ее финансовые делишки? Да-да, делишки. Три года назад, когда я ставил «Невидимую руку» Шепарда (там же только мужские роли), столкнулся с этой фирмой, которая
А психиатр? – Официант принес сначала рульку и, быстро возвернувшись, куриную ножку, шулер подождал, пока он отойдет, и продолжил: – Сколько, чего и кому он колет, только ему известно. А потом сливает остаток наркоты
– Откуда вы все это знаете? – Пе́трович был больше ошарашен не скороговоркой собеседника, а тем, что все эти
– Пошатаешься по местам типа этого вокруг вокзала – не то еще узнаешь. – Шулер взял вилку, нож и стал аппетитно разделывать рульку. – Может, перед вином еще по маленькой?
Пе́трович согласно кивнул головой. Так, что мне еще предстоит услышать? Долго ждать не пришлось.
– А вы думаете, что секретарь не без этого греха? Нет, я не про мальчиков. Дамочка-то его уже того… Вы обратили в туалете внимание на нишу с дверью? Нам говорят, что Марта там хранит ведра с тряпками. Больно здорова ниша-то для тряпок. Бьюсь об заклад, что там стоит
Вторая водка сильно ударила в голову – так мы к вину окосеем, держись, парень. Пе́трович клюнул вилкой в шампиньон, облитый сметаной. Интересно, откуда ему известно, что немая служанка может постанывать? Но вместо этого он спросил:
– А зачем вы мне это все рассказываете?
Шулер наполнил бокалы вином, пригубил свой и подмигнул собеседнику. Черные кустистые брови на мгновение сошлись на переносице, а перчатки обхватили кисти Пе́тровича.
– Потому что я хочу взорвать эту лавочку, – шепотом произнес он.
Пе́трович хотел было выдернуть руки, но перчатки держали его крепко.
– Почему?
– Из-за их председателя.
– Вы его знаете?
– Его никто не знает. И, думаю, никто и не видел. Но письма в чистых конвертах, они же приходят.
– И что в этих письмах?
– Инструкции.
– И вы их выполняете?
– А куда деться? Дорогой мой, все, что я вам рассказал про эту шарашкину контору, наверняка известно председателю. У него же правило – нанимать тех, на кого он может собрать компромат. Чтобы вертеть, как куклами.
– И на вас есть компромат?
– Ха, кто в молодости, особенно в той, которая прошла на бегах, в бильярдных залах и под пляжными зонтиками с колодой карт, не делал ошибок? Конечно, есть. Думаю, – здесь шулер сделал большой глоток вина и потом поковырялся в рульке, – у него есть компромат и на вас. Иначе бы вас не пригласили. Так что мы с вами – союзники. – Шулер наполнил свой опустевший бокал и в этот раз, не останавливаясь, выпил его.
Да он ерничает, подумал Пе́трович. Нет, это не Данте. Это какая-то свободная импровизация в стиле уличного фольклора. Гротеск на тему смертных грехов. Тоже мне, союзник. Но шулеру понравилась его метафора.
– Я к нему давно подбираюсь. Теперь вот – вы. Так что давайте выпьем за открытие второго фронта.