Шнайдер опять кивнул бармену рукой, сделал знак Пе́тровичу – сегодня угощаю я, – подождал, пока бармен не вернется со вторым стаканом, пока Пе́трович не достанет трубку, кисет с табаком и зажигалку, и только после этого продолжил:
– В доме был пистолет. Отцовский. Именной. – Шнайдер взял в руки зажигалку Пе́тровича: – Надо же, какое совпадение. Эта марка пистолета была выпущена недавно. У нее две особенности. Часть деталей сделана из полимеров, и у пистолета нет традиционного флажка предохранителя. Знаете, такой, американский, стиль: «Достал – и стреляй». Просто надо чуть сильнее надавить на курок. А выпустила его фирма, которая еще выпускает разную амуницию: саперные лопатки, штык-ножи и, – тут Шнайдер покрутил в пальцах зажигалку, – зажигалки для солдат. Да, ваша зажигалка сделана там же, где и тот пистолет. Восемь патронов в магазине. Мальчишка взял отцовский пистолет, включил кинокамеру и, улыбаясь, начал диктовать видеообращение. Кому – он не сказал. Он все время обращался в камеру на «ты»: «Ты видишь… ты знаешь…», и так далее. Очевидно, что речь шла о неудачном романе. Он словно подзадоривал своего невидимого собеседника: «Ты посмотришь, как я сейчас застрелюсь». И тут же: «Ха-ха-ха». Он щелкает затвором обоймы, и та падает ему на колени. А он – смеется. И говорит: «Я уже переболел тобой. Так что не бойся за меня». Тут он подносит пистолет к виску, улыбаясь, нажимает на курок – и вдруг выстрел.
– И это все на пленке? – Пе́трович даже не прикоснулся к настойке.
– Да, в том числе и вылетевшие на кровать мозги. В патроннике был еще один заряд.
– Неужели, – Пе́трович сделал глоток, – его отец был таким неосторожным? Держать заряженный патронник…
– Нет. Мы сделали экспертизу масла всех патронов из магазина, в том числе и вылетевшей гильзы. Масло на одном из патронов не соответствовало маслу на всех остальных, включая и вылетевшую гильзу. И оно не соответствовало маслу в запасной обойме, правда, та была пустая, наверное, отец ее всю отстрелял, но она хранилась, как и пистолет, в сейфе. Так что дополнительный заряд был сделан посторонним. Кто-то передернул затвор, дослал заряд в патронник, а чтобы никто ни о чем не догадался (знаете, на рукоятке этого пистолета такое оконце, через которое видно, сколько патронов в обойме), вытащил обойму и добавил туда еще один заряд.
– Кто?
– На первый взгляд все просто. На пистолете сохранились отчетливые отпечатки пальцев самого парня, его отца и жокея.
– Какого жокея?
– Сожителя тетушки парня. Той самой, с которой ваша секретарша сидела в кафе. Знаете, такая экстравагантная особа. Бывшая актриса, не совсем, но неудачница. Сейчас подрабатывает частными уроками актерского мастерства. Она поддерживала с отцом мальчишки хорошие отношения, поэтому, как потом выяснилось, он, зная о своем диагнозе, попросил сестру после его смерти присмотреть за парнем. Вот она и переехала в старый фамильный дом. Со своим любовником. Бывшим жокеем. Хотите знать, почему я не мог сегодня с вами разговаривать? Только давайте сначала выпьем. – И следователь, чокнувшись со стоявшим на столе стаканом Пе́тровича, выпил свою «бехеровку» одним махом. – Потому что у меня на внутренней линии висел прокурор. Ох, если бы вы знали, как меня достал этот клуб. Ведь когда я взялся за дело парня, то мне потом, перед самыми праздниками, подкинули еще одно дело. Один чиновник покончил с собой на вокзале в Рейнензиштадте. А в его бумажнике была визитка этого клуба. Ни прав, ни кредитных карт. Только наличные и эта визитка. Через этот клуб мы и установили его личность. Вот поэтому-то я и еду в Рейнензиштадт. Я же теперь в управлении, – следователь криво усмехнулся, – эксперт по этому клубу.
А за первое дело, этого мальчишки, я взялся потому, – тут следователь повернулся к стойке, приподнял свой пустой стакан и кивнул головой. Пе́трович подождал, пока бармен принес «бехеровку» Шнайдеру, и чокнулся с ним. Следователь сделал маленький глоток и продолжил: – Потому что я не верю в виновность жокея. Прокурор меня душит: тетя с сожителем знали, что мальчик был членом клуба самоубийц, но они не знали тамошних правил, что имущество самоубийцы отходит клубу. Так что у них была прямая корысть – зарядить патронник и стать наследниками. Очень немаленького состояния. Вот прокурор меня и душит: передавай дело в суд. Оказание содействия в совершении самоубийства. А я не верю. И тяну.
– Почему?
– Если честно, – не отвечая на вопрос, продолжил Шнайдер, – то я даже обрадовался второму делу по этой лавочке. Думалось, сейчас быстро с ним разберусь, прокурор и даст мне возможность поглубже копнуть дело парня. Но оказалось все наоборот. Мои ребята собрали показания в Рейнензиштадте, я пошел в департамент, где работал этот чиновник (это департамент внешней торговли), поговорил там с народом и выяснил…
Пе́трович не стал прерывать следователя – ему было интересно – и сделал еще один аккуратный глоток.