— А кто это у нас тут? — спрашивает Ребел, подходя к Боунсу и Деррику, которые опускают оружие и выстраиваются рядом, стоя с широко расставленными ногами и скрещенными руками.
— Это Бронсон Галло, самый тупой ублюдок на планете, — бормочет Деррик с усмешкой.
— Выудил что-нибудь из него? — спрашивает Ребел.
— Пока нет, — говорю я, снова переводя взгляд на Бронсона. — Если ты не скажешь мне, зачем пришел сюда, я перейду к пыткам. Уверен, в своих исследованиях ты узнал о моих методах, — я глубоко вздыхаю, раздраженный тем, что трачу на это время, когда мог бы уже быть дома с Рыжей в ду̀ше. — Я могу убивать тебя целыми днями. Медленно и очень,
— Господь — помощник мой, — бормочет Бронсон. — Я не убоюсь, что может сделать мне человек?
— Послание к Евреям… — мои губы растягиваются в ухмылке. — Думаешь, Писание спасет тебя? Или ты ждешь Лоренцо? В любом случае, Бро, ты в полной жопе.
Выхожу из тени, убираю монету в карман и вытаскиваю нож. Я стою перед подвешенным врагом.
— Писание утешает тебя? Что насчет этого:
Быстро поворачиваюсь и с силой бросаю нож. Лезвие с легкостью входит в плечо Бронсона, словно разрезая масло. Он кричит, его руки напрягаются в попытке инстинктивно зажать рану. Цепи, на которых он висит, звенят, издавая звук старого, ржавого металла.
— Что ты
Подхожу к нему, хватаюсь за рукоять ножа и нажимаю.
— Зачем ты
Сначала он кричит, слезы текут по его щекам и смешиваются с каплями пота на коже. Затем, сквозь мучительный стон он начинает хрипло смеяться. Между искажением лица от боли и удовольствием, Бронсон просто смеется.
Мои глаза сужаются, и в груди возникает тревога.
— Ты думаешь, что ты самый умный в комнате, — произносит он через кашель, пот льется с его лба на лицо.
— Не самый умный, просто самый способный, — выплевываю я, вырывая нож из его плеча, позволяя крови свободно стекать.
Он кричит, струйки слюны текут по его подбородку. Его голова свисает, грудь вздымается от тяжелых вдохов, адреналин наполняет его тело, притупляя боль.
И тогда он снова смеется, и этот смех подсказывает, что
— Я смеюсь, потому что ты уже проиграл, — говорит он.
Мой взгляд переходит на Ребела, и я вижу тот же дискомфорт в его глазах, который чувствую в груди.
Делая два больших шага, я оказываюсь позади Бронсона. Я держу его голову одной рукой, прижимая нож к его горлу другой.
— Говорит человек, подвешенный на крюке, с моим ножом у кадыка, — я крепче сжимаю рукоять, подавляя желание полоснуть. — Но ради забавы смертника, просвети меня, урод. Почему я уже проиграл?
— Ты когда-нибудь слышал о наживке, Киллиан? — снова смеется он, заставляя меня скрежетать зубами.
Я прижимаю лезвие к его коже, пока капли его крови не появляются вдоль острого края ножа.
— Поясни, — требую я, зная, что всё, что он скажет дальше, может вывести меня из себя.
— Позволь бросить еще одно слово… — его лицо светится удовлетворением, но веки становятся тяжелыми от потери крови. —
Сила, способная сбить меня с ног, заставляет меня потерять равновесие, пока понимание медленно просачивается в сознание.
Он отвлекает. У него есть цель. И эта цель — отвлечь меня. Отвлечь от
Рыжая.
— Лоренцо всегда отдает долги. Он…
Прежде чем его губы произнесли еще хоть одно слово, мое лезвие пронзает его горло, прорезая вены, мышцы и хрящи, пока не встречает кость. Я вдавливаю нож еще глубже, крича от ярости, разрывая спинной мозг и позвоночник, пока его голова не свешивается назад.
Моя грудь тяжело вздымается, руки покрыты кровью Бронсона, и на мгновение я думаю,
Я взглядом нахожу Ребела, его глаза расширены от ужаса.
— Бьянка, — выдыхаю я, когда моя ярость начинает спадать, и я осознаю весь ужас сказанного мертвецом.
— Беги! — кричит Ребел.
И я делаю именно это.
Я бегу.
Сую нож в ножны, всё еще покрытый кровью мертвого ублюдка, и бегу. Бегу так охренительно быстро, что рычу, чтобы придать себе сил. Добравшись до машины, я открываю дверь и плюхаюсь внутрь, выуживая телефон из кармана. Привожу машину в движение, выезжаю со стоянки и набираю номер Бьянки.
Звонок уходит на автоответчик, и кровь в моем лице стынет. Я звоню Финну — то же самое. Мой взгляд начинает мутнеть от страха.
— БЛЯ-Я-ЯДЬ! — кричу я, сжимая руль так, что белеют костяшки, и несусь по дороге, направляясь к своему дому.