Клубничный Яд

Слова застревают у меня в горле, и мне хочется умолять его остаться, но какой в этом смысл? Как это изменит нас? Меня или ситуацию, в которой я нахожусь? Я понимаю, что хочу его только потому, что я одна и он чертовски горяч. Килл — это именно то, что говорит его имя, он олицетворение смерти. И когда он подходит к двери, мое прежнее желание удержать его рядом исчезает.

Потом он уходит, еще больше укрепляя во мне это ощущение, и я понимаю, что должна обращать внимание не только на то, что Килл заставляет меня чувствовать. Я должна обратить внимание на то, что он делает — удерживает меня против воли. Ему так легко получить от меня то, что нужно, прежде чем оставить здесь, — на это я должна обращать больше внимания.

Я должна думать больше о своей свободе.

Я помню тот день, когда мама рассказала мне о смерти брата. Мне было двенадцать, и, хотя я не совсем понимала концепцию того, что у моих родителей до меня был ребенок, которого я никогда не знала, я ощущала связь с его образом все эти годы, зная, что он когда-то существовал.

Ему тоже было двенадцать, когда он умер, и, возможно, поэтому мама рассказала мне о нем именно тогда. До того дня мне просто говорили, что у меня был брат, но всё, что я знала, это то, что его больше нет. Он был как легенда в нашем доме. Иногда я слышала, как мама плакала во сне, произнося его имя, или шептала его в пылу ссор с отцом, или кузен рассказывал историю о том, как мой брат странно ненавидел конфеты и сладости, даже в раннем возрасте. Затем все смотрели на отца, и в комнате наступала тишина, прежде чем он выбегал из дома. Поэтому никто не упоминал его имени. Но я чувствовала, что мама хотела говорить о нем. Вспоминать и рассказывать истории. Может быть, это заставляло ее чувствовать себя ближе к нему. И каждый мой день рождения казался… тяжелым. Почти как будто бы дело было не во мне или в праздновании, а в том, чтобы снова пережить потерю первенца. Поэтому я никогда не ждала своих дней рождений с нетерпением, а лишь хотела, чтобы они поскорее прошли.

Джованни ехал на бейсбольный матч с несколькими школьными друзьями и отцом одного из них, который был за рулем. Грузовик перевернулся и выбил их с моста, разделяющего Ист-Бэй и Гранд-Айленд. С высоты трехсот футов³⁴ они упали в мутные воды, которые местные жители называют Промышленным Городским Водоемом. Все они утонули, кроме друга моего брата и его отца. Их тела так и не были найдены, поэтому смерти не могли быть официально подтверждены, и они считаются пропавшими без вести.

В тот день, когда мама рассказала мне, я плакала часами, сжимая в руках свое ожерелье с сердечком, оплакивая потерю мальчика, которого я никогда не знала. Я была совершенно ошеломлена своими эмоциями, потому что до того дня чувствовала лишь онемение по отношению к нему, а не печаль. Узнав, как трагически он погиб, всё стало реальнее. Его потеря стала реальной. Я осознала, что никогда не узнаю мальчика, который был бы единственным на планете человеком, очень сильно похожим на меня. С той же кровью, с теми же воспоминаниями, с тем же опытом взросления в нашем доме. Возможно, он бы защищал меня. Возможно, он был бы тем, с кем я чувствовала бы связь.

Конечно, может быть, если бы не его смерть, меня бы никогда не зачали. Моему отцу не нужен был бы ребенок, любой ребенок, чтобы выдать его замуж за Моретти в знак доброй воли.

Легкий стук в дверь из комнаты заставляет меня вздрогнуть, и мои плечи взлетают к небу. Я резко оборачиваюсь, и цементный кирпич падает в мой желудок при мысли о том, что увижу Килла.

— Входи… — тихо говорю я с балкона.

Дверь приоткрывается, и в щель просовывается голова Ребела, и это сразу успокаивает мои нервы.

— Эй, могу я войти? — его взгляд на мгновение отвлекается, блуждая по комнате, будто он видит ее впервые.

В какой-то момент я чувствую себя, как животное в зоопарке. Запертое в клетке и недосягаемое.

— Да… — я возвращаюсь с балкона — моего любимого места — и кладу копию «В диких условиях» Килла на тумбочку, прежде чем сесть на кровать и подогнуть ноги под себя, скрестив их.

— Эм… — он смотрит вниз на свой телефон, стараясь не задерживать на мне взгляд слишком долго. — Килл хочет узнать, нужно ли тебе что-нибудь в магазине…

Мои глаза чуть не закатываются при упоминании имени Килла, при мысли о том, что ему интересно, нужно ли мне что-нибудь.

Можно сказать, что я обижена. Обижена, что мой мрачный тюремщик не завел разговор после того, как кончил на мою грудь прошлой ночью. И на мгновение я действительно подумала, что значу для него больше, чем просто способ снять напряжение, но он ясно дал понять свои намерения. Да, возможно, он сдерживался ради меня. В конце концов, он не переспал со мной, по-настоящему. Но хоть бы взглянул на меня еще раз, прежде чем выйти из комнаты после того, как оставил свой след на моем теле.