— Я хочу, чтобы это осталось между нами. А того, на чьей груди я оставил послание, ты доставишь на порог второго адреса, который я тебе пришлю.
— Кто живет по второму адресу? — между нами повисает тишина, когда я не отвечаю. — Погоди, а кто живет по
Я с досадой вздыхаю.
— С первым адресом проблем не будет. Но со вторым будь осторожен, — я заканчиваю разговор и убираю телефон в карман.
Если бы Ребел не был одним из самых беспощадных людей, которых я когда-либо знал, кроме меня самого, я бы не отправил его на порог Лоренцо Моретти с изуродованным трупом одного из его людей. Но я уверен, что Фитц справится самостоятельно с любой ситуацией, в которую попадет.
А с Гоустом рядом — можно не волноваться. Эти двое — ходячая смерть, воплощенная дисфункция. Они
Убивать людей Моретти — не самый разумный шаг, который я когда-либо совершал. А провоцировать его, вырезая послание на его мальчике на побегушках — еще хуже. Но когда я вошел в квартиру Бьянки и услышал возню в спальне, мой разум отключился, как это было в доме Шона, когда руки Килана были на моей женщине.
Я увидел их перстни до того, как выстрелил. Я прекрасно понимал, кто они. Знал, что, убив их, начну войну. Но я выстрелил.
Вот еще один шаг, до которого меня довела Бьянка. В очередной раз.
— Килл, — произносит она, ее голос дрожит от эмоций.
— Идем, — приказываю я, перешагивая через труп этого ублюдка и задевая плечо Рыжей, проходя мимо.
— Подожди минуту…
— Я только что начал ебанную войну ради тебя, Бьянка! — кричу я, резко поворачиваясь к ней.
— Ты понимаешь,
— Да, они сказали мне. А
Я быстро приближаюсь к ней, пока мои кожаные ботинки не касаются ее кед.
— Я знаю всё, блядь.
Горький привкус наполняет мой рот, пока я прохожу мимо нее, направляясь к выходу.
— Идем! — снова приказываю я.
— Но, Килл, я…
—
Чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас, потребовалось немало времени. Меня засасывало постепенно, шаг за шагом, пока тьма не поглотила меня полностью.
Пока мне было двадцать, человечность всё еще боролась за существование в каждом моем поступке. Постоянное болезненное напоминание о том, что я родился таким же, как все. Что я дышу и чувствую, мое сердце бьется так же, как и у всех остальных. С каждым убийством эта человечность становилась слабее, пока моя мораль не стала гибкой, приспособленной к тому, что раньше казалось неправильным, а теперь стало необходимым.
Ничего святого для меня не оставалось.
До сегодняшнего дня.
Когда я захожу в свой кондоминиум, Бьянка плетется за мной, и я осознаю, что нужно выплеснуть агрессию, которая бурлит в моих мышцах. Злость на ее выходку так близка к поверхности, что готова взорваться. И я не уверен, хочу ли я, чтобы она исчезла из моего чертового поля зрения, или чтобы осталась рядом и больше
Вываливая содержимое карманов на гранитную стойку в кухне, мой взгляд падает на разорванный листок бумаги — ту самую записку, которую Бьянка оставила мне:
Эти слова вонзились в меня, как нож в живот.
Она ушла, когда я не думал, что она сможет. Она решила, что так будет лучше — для нас, для
Я оставил ее записку на том же месте, чтобы она поняла, какую ошибку совершила.
— Килл… — ее дрожащий голос прерывает мои мрачные мысли.
— Не сейчас, Бьянка, — рычу я сквозь зубы.
Я иду к своему кабинету, где намерен провести остаток утра, пока не смогу убедиться, что ее присутствие рядом со мной не является опасностью.
— Килл, я прошу прощения!
Эти три короткие слова мгновенно разрывают ту тонкую нить, на которой держалась моя сдержанность.
— Ты
Слезы уже наворачиваются на ее глаза, но она не двигается, стоя твердо на своем месте, отталкиваясь от стойки.
— Я
—