Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Если уж искать космическую аналогию, то Иран – подобие Луны, отколовшейся от Земли: огромная страна, искусственным образом вышвырнутая за пределы глобализованного мира. Действительно огромная – и изобилующая любопытными местами; поэтому попытка спланировать поездку в жанре «все за раз» заранее обречена на провал. Есть Тегеран, Тебриз, Кашан, Кум; но классическая триада – это все же Исфахан, Шираз и Язд, расположенные треугольником и позволяющие объехать центр страны по кругу.

Пути, соединяющие три города друг с другом, наводят на предположения о том, что все эти годы под санкциями Иран тратил лишние деньги – которые в обычной жизни были бы инвестированы в облигации Казначейства США – на строительство дорог.

Обозначим центральную точку Исфахана (помимо географических, в городах есть скрытые центры) в патио отеля «Аббаси», считающегося лучшим во всем Иране. Отель – с золотыми, в росписях и инкрустациях, плиточными орнаментами, потолками и патио с искусственными прудами, с видом на главный бирюзовый купол Исфахана – построен в 1723 году, и теоретически здесь могли бывать и Грибоедов, и Хлебников, и молодой Стивен Хокинг, который путешествовал по Персии, тогда еще не считавшейся «черной дырой», в 1960-х годах (и именно там – хотя не в «Аббаси», разумеется, – подхватил инфекцию, которая в конце концов стала причиной его бокового амиотрофического склероза).

В дальнем конце изобилующего фонтанами и усаженного гранатовыми деревьями двора возвышается монументально-пузатый стоведерный самовар, похожий на спускаемую капсулу космического корабля, спроектированного в XIX веке; одна чеканка на нем стоит всех сокровищ Эрмитажа (кстати, самовары в Иране называются «николаи»). Вокруг горячего сосуда фланируют очень древнеперсидского вида – как в оперетте – халдеи: породистые, статные, невозмутимые, со свирепыми амаяк-акопяновскими усами.

За столиками у самоваров бездельничают безбожно красивые, бальзаковского скорее возраста исфаханочки в небрежно накинутых на затылки – за огромными темными очками – платках. С хищными сумочками и в туфлях на шпильках, они подпиливают раскрашенные ногти, гладят экраны айфонов, цедят бессовестно дорогой по местным меркам каркаде из тонкостенных стеклянных стаканчиков с кристаллами прозрачного желтоватого сахара вприкуску. Аятоллы? Какие аятоллы?

Демонизация Ирана началась не вчера. Свидетельства тому – и широко распространенное мнение, что «эти варвары растерзали нашего Грибоедова», и макабрические монологи Феклуши-странницы в «Грозе» Островского («Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен»). Начитавшиеся The Guardian и USA Today феклуши и поныне услаждают уши всех, кто соглашается их выслушивать, подобного рода откровениями – выдавая Иран за аналог не то Северной Кореи, не то гитлеровской Германии.

В Иране много прекрасных мест и вещей, однако тому, кому нужна красота в химически чистом виде, следует отправиться в мечети и медресе – вглядываться в старинную плитку, которой украшены купола, арки и стены; такую не перепутаешь с современным кафелем: это благородный отделочный материал, античные глиняные булыжники с сантиметровым слоем глазуровки.

Конек иранцев – айваны: нишеобразные (то есть открытые с одной стороны) сводчатые помещения, выложенные изнутри цветными изразцами. Задние стены и потолки таких ниш не просто сводчатые, но еще и «скорлупчатые» – раздробленные на купольца поменьше россыпью ореховых скорлупок; представьте, что вы парашютист, спускающийся на нескольких куполах, и смотрите вы на свои парашюты снизу и как бы в разрезе – вот так выглядят иранские ниши. Стены с вегетативным орнаментом напоминают живые изгороди, в которых можно разглядеть амфоры с розовыми кустами, восьмерчатые переплетения, звезды. На эти узорчатые плиточные панно можно смотреть бесконечно, как на северное сияние, водопад, пожар или чужую работу; синий, зеленый, желтый, бирюзовый, грязно-розовый в сочетании дают фантастическую гармонию цвета; в чередовании оттенков, линий, окружностей видны завораживающие ритмические последовательности. Моне до бесконечности рисовал Руанский собор – но что было бы с ним, если бы он увидел мозаики на исфаханской мечети шейха Лотфоллы? Никакие западные арт-объекты с их пресловутым гуманизмом не дают представления о той феноменальной жизни, которая прорастает в этих исламских «безжизненных» узорах и орнаментах.