Клык на холодец

– Чупакабров? – Слово было смутно знакомо. – Это ещё что за твари?

– Лютые, не приведи Лес! Да ты, небось, сама видела – они вашего брата, «зеленушку», ловили.

Девушка кивнула. Она вспомнила – «чупакабрами» называли мифических собак-кровососов, байки о которых ходили в Америке в конце прошлого века. Видимо, кто-то из фермеров услышал это слово по телевизору ещё в замкадной жизни – и вспомнил при случае.

– Так я о чём? Порче… то есть, Хозяин, – уборщик опасливо оглянулся на дверь, – он этих чупакабров из обычных барбосок сотворяет, навроде, как грибных – из людей. Вот и послал мужиков ловить бродячих собак, а кутёнок за ними увязался. Хозяин и его хотел пустить на опыты, но передумал.

– Пожалел?

– Пожалеет такой… – мужчина невесело усмехнулся. – Плохо ты его знаешь, нелюдя!

– Да я его вовсе не знаю. Вот скажи: почему грачёвцы помогают этому гаду? Он вас что, запугал, заставил?

– А ты как думала? Тут его все боятся до судорог. Да и как не испугаться – друид! Но, главное: большая выгода через него пришла. Он, когда в Грачёвку пришёл – устроил лабораторию и стал варить всякие настои и порошочки.

– Наркоту?

«…клюёт, клюёт! Теперь главное – не спугнуть!..»

– Её тоже. Ещё лекарства. На Речвокзале за них большие деньги дают.

«…воистину, болтун – находка для шпиона! Впрочем, какой из неё шпион, в клетке-то?..»

– Деньги-то вам зачем? Или они желудями расплачиваются?

– Не, наличными. Золотом ещё, цепочками, кольцами – староста привозил, показывал. Сам-то он на Речвокзал не суётся, сдаёт товар через дружбинских. Большую выгоду с того имеет…

В голосе уборщика явственно сквозила зависть.

«… а с тобой, видать, не поделились? Тогда – вариант! Посулить денег, бранзулеток, Бич – если понадобится, сколько угодно добудет. Только как сделать, чтобы этот тип ей поверил? Н-да, задачка…»

– Староста деньги на Речвокзале тратит, или на Полянах? За МКАД-то особо не разгуляешься…

– Зачем на Полянах? – удивился словоохотливый уборщик. – Там можно и порошочками расплатиться. Порче… Хозяин то есть, делает особое снадобье, против Зова Леса. Правда, действует оно недолго, часов пять-шесть, но он обещает это поправить. И тогда – езжай, куда хошь, хоть в Питер, хоть в Париж, хоть на Канары. С деньгами везде хорошо!

– Враньё! – Лиска решительно рубанула воздух ребром ладони. Щенок от неожиданности вскочил и тоненько тявкнул. – Ну-ну, не пугайся, малыш… Я говорю – враньё всё это! Нет такого снадобья, потому что не может быть никогда!

«…а как же порошок, что всучил перед расставанием егерь? Он ещё, помнится, сказал, что это средство недавно появилось на Речвокзале. Может, это и есть продукция загадочного друида?..»

– Вот и я думаю, что враньё! – неожиданно легко согласился уборщик. – Сдаётся, Хозяин наших мужиков за нос водит, а те и рады! Что жадность с людьми делает, а?

«… а сам-то, сам? Вон, как глаза загорелись, когда заговорил о деньгах! Точно, завидует он старосте – и хорошо, и пусть…»

Сверху, с цокольного этажа долетел протяжный скрип – кто-то с натугой распахивал деревянную дверь. Лискин собеседник вскочил, с дребезгом опрокинув ведро. Перепуганный щенок кубарем кинулся прочь.

– Охти, беда… – руки его мелко дрожали, лицо покрылось бисеринками пота. – Припёрлись, ироды! Хозяин и холуй евонный, Блудояр. Что ж так рано, а? Обыкновенно они по ночам свои злодейства творят…

Он стал торопливо собирать щётки.

– Ты уж, эта… уж не болтай, о чём мы тут с тобой говорили, ладно? А я тебе лепёшек принесу, мясца вяленого, медку. Ежели тебя не сразу в грибные заделают – хоть полакомишься напоследок.

* * *

Голова раскалывалась. Он поднял руку, пощупал. Затылок сплошная ссадина, струйки крови запеклись на шее, плечах, собрались тёмной лужицей на полу.

Последнее, что сохранила память: его затаскивают в подвал, кто-то громко распоряжается: «этого в свободную клетку!» Руки у Виктора были связаны, но новоявленным тюремщикам это не помогло. Удар ногой – дюжий конвоир улетает в стену. Второй удар – ещё один дико воет, схватившись за пах. Разворот на пятке и…

Что-то тяжёлое обрушивается на затылок.

…как же тяжко выныривать из беспамятства! В глазах багровая пелена, сквозь которую едва различаются два неясных силуэта. Стоят в центре обширного помещения, углы которого утопают во мраке. За их спинами – массивное каменное возвышение, похожее на саркофаг.

– Господин, этот очнулся!

Голос был знаком. Он отдавал команды, когда пленников, привязанных, как африканских рабов, к длинным брёвнам, гнали сквозь бурелом в неведомую Грачёвку. И тот же голос запретил избавлять от мучений брошенных по дороге раненых: «Патроны переводить на всякую падаль? Повезёт – сами сдохнут, а так пусть их звери жрут!»

– Оставь его, Блудояр. Ты заставляешь меня ждать – я, кажется, велел привести подопытную особь?

Голос был незнаком. Гортанный, гулкий, совершенно лишённый интонаций – так мог звучать плохо настроенный речевой синтезатор.

– Слушаю, господин! Сию минуту, уже бегу!

Стараясь не делать резких движений, Виктор стёр кровяную кашицу, залепившую глаза.