Клык на холодец

Блудояр, коренастый татуированный качок в шнурованной безрукавке, вернулся, толкая перед собой девушку. Виктор её узнал – видел, как она, вместе с другими беглецами, ломилась сквозь кусты, прочь от МКАД.

Видимо, бедняжка совсем недавно подцепила Зелёную Проказу кожа успела приобрести нездоровый серовато-зелёный оттенок, но движения ещё не стали судорожными, дёргаными, как у других «зеленушек».

Но вот глаза… Им полагалось налиться зеленью – первый признак того, что болезнь проникла в организм. Вместо этого из орбит выпирала такая же дрянь, как у того зомби, в которого он высадил половину обоймы СКСа. Но только эта была не белёсая, а чёрная, отчего кажется, что «зеленушка» плачет каплями смолы.

И – запах. Сладковатый, непереносимый запах мертвечины волнами растекался по подвалу.

– Опять полное отторжение!

Человек говорил будто с самим собой. Он стоял к клетке спиной, и всё, что мог разглядеть Виктор – это длинный, но пят, балахон со спадающим на плечи капюшоном.

– Похоже, носителям Зелёной Проказы пересаживать некрогрибницу нельзя. Уже третий образец не приживается…

Татуированный сноровисто уложил «зеленушку» на саркофаг. Девушка – или чем она теперь стала? – не сопротивлялась, даже когда он стягивал ей руки и ноги кожаными ремнями.

– И куда её теперь? И так полны клетки «зеленушек»! Может, псам скормить? Заодно на харчах сэкономим…

– Ты глуп, Блудояр. – снова зазвучали искусственные обертоны. – Сколько можно объяснять: организм, изменённый некрогрибницей, не нуждается в пище. Он пожирает самоё себя, до полного истощения.

– А потом? Когда полностью истощится?

– Теряет подвижность и разлагается, как и положено трупу. Если не сжечь его раньше.

– Во, самое то! – обрадовался татуированный. – Так я распоряжусь насчёт дровишек? Её как сразу в огонь, или прикажете сначала прирезать?

– Никак не можешь забыть ваши идиотские ритуалы?

В нечеловеческом голосе прорезалось нечто вроде иронии. Блудояр набычился, отвёл глаза.

– Ладно, раз уж я обещал – имеешь право. Но придётся тебя разочаровать: «зеленушки» мне понадобятся. Я собираюсь проверить новый способ вживления некрогрибницы, а для этого нужно много материала. В том числе – и такого.

– Так вы же сказали, что им нельзя эту… как её… грибницу?

– Не слишком ли ты любопытен?

Качок раболепно согнулся, покорно уткнув глаза в пол.

– Уверен, вы добьётесь успеха, господин! Вы так мудры, так предусмотри…

– Твоя лесть ещё отвратительнее твоих привычек.

– Но, господин, это вовсе не привычки! Боги требуют…

– Умолкни.

Человек в балахоне обошла распятую на каменном ложе «зеленушку» и склонилась к её лицу. Виктор представил, как скрытое капюшоном лицо склоняется к глазам, заполненным отвратительной субстанцией, целует из – и его едва не вывернуло наизнанку.

– Проблема в том, что это были последние волокна. Проращивать некромицелий пока не выходит, а значит….

Блудояр преданно ел начальство глазами.

– …а значит, ты свяжешься с тем, из университета.

– С Вислогузом?

– Мне неинтересно имя этого слизняка. Через неделю, самое позднее, образцы должны быть здесь.

– Будет сделано, господин, сегодня же пошлю…

Кисть, выпростанная из рукава, ткнула в «зеленушку».

– Эту, так и быть, забирай.

Проводив фигуру в балахоне до двери, Блудояр преобразился – ни подобострастия во взгляде, ни угодливо изогнутой спины. Он подошёл к распятой на саркофаге «зеленушке» и начал деловито, по- хозяйски, срезать с неё одежду. Виктор окаменел – неужели, этот скот…

Но нет. Татуированный по-хозяйски похлопал «зеленушку» по голой ноге развязно подмигнул Виктору – и направился в дальний угол подвала, насвистывая на ходу весёленький мотивчик.

Вскоре он вернулся, неся на плече древнюю, огромных размеров, бензопилу. Открутил пробку на жестяном бачке, плеснул из бутыли мутной жидкости. Ещё раз подмигнул Виктору – и рванул шнур стартера. Движок закашлялся, выбросил сизое облачко и затарахтел. Блудояр ухватился за рукоятки, поднял тяжёлый агрегат и занёс над каменным ложем.

Виктор окаменел – он понял, что сейчас произойдёт. К визгу бензопилы прибавился другой, тошнотворный звук – хруст костей под стальными, остро отточенными зубьями. И нечеловеческий, пронзительный вопль того, что умирало на каменном ложе.

«…умирало? Или умерло раньше, задолго до того как легло на страшный пьедестал?..»

Он поспешно отвернулся. Увы, не настолько быстро, чтобы спрятать лицо от веера капель.

Кровь? Нет, что-то другое – гнойно-чёрное, густое, как смола, шибающее в ноздри нестерпимо-приторным духом разложения. Запахом перестоявшейся смерти.

Виктор уткнулся лицом в кирпичную стену. Разум спецназовца, натасканного на любые возможные ситуации, наотрез отказывался принимать то, что случилось за эти двенадцать часов. Зомби, подвал, некрогрибница, татуированный упырь-извращенец, холодный, рассудительный изувер в балахоне. Ещё немного, полшага – и рассудок ухнет в бездну, откуда уже не будет возврата.

Позади завывала, терзая неживую – или немёртвую? – плоть, бензопила. В клетках справа и слева, в такт ей, рыдали, выли, бесновались «зеленушки».

«Ад существует. Он уже здесь.»

XXII