Клык на холодец

Местность заметно поднималась, хотя возвышенности на карте не значилось. Чекист совсем, было собрался устроить проводнику допрос с пристрастием, когда впереди, в просветах между деревьями, замаячила стена. Слегка изогнутая, бурая, уходящая в зелень крон, иссечённая вертикальными трещинами – в самой малой легко укрылся бы боец в полной амуниции.

Но это была не стена. Приблизившись на полсотни шагов, «партизаны» поняли: перед ними ствол немыслимо огромного дерева. Рядом с ним и великанские ясени Воробьёвых гор и дубы Лосинки – не более, чем жалкие ростки. Толщину ствола невозможно было оценить даже приблизительно. Что до высоты – им не удалось разглядеть хотя бы нижние ветви.

Хорёк почтительно с тянул с головы кепку.

– ОтчеДерево… – прошептал он.  – Надо бы его слева обогнуть, там тропинка, ведёт примерно куда нам надо.

 – А может, поближе подойти?

Проводник испуганно замотал головой.

 – Ни в коем случае! Ежели ОтчеДерево тебя примет, от него уже не отойти – так и будешь стоять, пока не растворишься.

 – Так оно людей жрёт? – неприязненно осведомился Мессер.  – Как росянка, или ещё какая дрянь?

От его минутного просветления не осталось и следа.

 – Не… помотал головой Хорёк.  – Ежели к ОтчеДереву слишком близко подойти – сам уходить не захочешь – прижмёшься и врастёшь в кору, задеревенеешь. Только, болтают…

Он опасливо огляделся по сторонам, …болтают будто эти, которые, вросли – они здесь, вокруг, всё видят и слышат. А тела ихние таки остаются в коре.

Чекист шёпотом выругался.

 – Что ж сразу не предупредил, проводник хренов?

 – Так, эта… – Хорёк виновато отвёл глаза.  – Я ж не знал, покажется оно вам или нет.

 – Покажется? Што за хрень? Внятно говорит, без загадок?

– Как бы вам объяснить… ОтчеДерево не всякий увидеть может, и на холм подняться – тоже. Одних оно пропускает, вот как нас с вами, а другим глаза застит, и путает так, что хоть неделю ходи – всё одно вернёшься туда, откуда начал.

Чекист задумался, созерцая лесное чудо.

– И что, многим оно… показывается?

– Не знаю. Наши, дружбинские, когда ходили сюда – видели. Только они редко здесь бывают, места там, дальше, уж больно нехорошие. А вот челноки с Дмитровки как-то к нам добрались – так три дня плутали, пока нашли дорогу вокруг холма. И грачёвские, будто бы, тоже, только в обход шастают, и даже тропка у них есть, своя, секретная. Не показывается им ОтчеДерево, не пропускает …

Чекист покосился на проводника с подозрением.

– Ну и куда ведёт эта твоя тропка?

– Куда ж ей вести? – удивился Хорёк. – Спустимся с холма, пройдём немного и снова выйдем на Фестивальную. А там и до Грачёвки рукой подать!

Чекист сплюнул, взглянул в сторону ОтчеДерева и торопливо растёр плевок носком сапога.

– Ладно, веди уже… Сусанин!

Хорёк не обманул. Спустившись с холма (местность вокруг стала прежней, унылобезликой), они миновали длинный, заполненный грязной водой провал, тянущийся вдоль улицы, и оказались на площади. Деревьев здесь почти не было; впереди гнилыми зубьями торчали обломкирухнувшей эстакады, с права и слева привычно высились заросшие бугры на месте панельных многоэтажек. А наискось, через площадь, в завесе ползучей растительности виднелась проржавевшая, с кирпичными столбами, церковная ограда.

XXIII

– …в конце тоннеля оказался вентиляционный колодец – по нему-то я и выбрался наверх. Вылез и повалился ничком на траву. Сил пошевелиться нет, ноги в хлам, подмётки резиновые ещё в тоннеле оторвались. Лежу, сохну – мокрый же, как цуцик! – вверх гляжу, на листочки, воздух свежий, не то, что в грёбаном метро. Пичуга какая-то на ветке цвиркает, благодать! Ну, повалялся, немного отошёл, и тут меня торкнуло – что ж я разлёгся-то а? Меня ж голыми руками взять можно, клык на холодец: рогатина у медведки осталась, приклад в щепки, правый ствол раздут, как из неё стрелять, одному Лесу известно. Случись что, чем прикажешь отбиваться – ножом и такой-то матерью? Разодрал куртку на полосы, замотал ноги, выломал дубину покрепче – и поковылял.

– Ноги-то сильно покалечил? – посочувствовал Егор. – Вон как хромаешь…

– А, ерунда, к утру заживёт. – отмахнулся Бич. – Видел бы ты меня, когда я на Белорусский заявился! Путейцы меня приняли, тряпки кровавые с ног срезали, промыли. Ну, я мазь из аптечки достал, обработал. Полегчало, ёпть…

– Это та мазь, что Ева готовит?

– Угу. Смазал, значит, ступни – не такие уж глубокие раны оказались, так, ссадины, – замотал чистой холстиной… Путейцы мне исапоги выдали, только вот ноги в них не влезли, и тогда – вот!

Он вытянул ноги в огромных войлочных ботах на резиновой подошве.

– С тех пор в них и рассекаю. Ну, довезли до Лужников…

– Что, прямо в этих говнодавах до ГЗ и топал? – ухмыльнулся Егор.

– Что бы ты понимал! Это же «прощай молодость», писк советской обувной моды столетней давности. А что, удобно и не жмёт! А до ГЗ я наскоряк дошёл через Метромост.

– Да ладно? – удивился Егор. – Как же ты туда…