Клык на холодец

– Зачем дожидаться, Яцек, уважаемый? Вы ведь наверняка договорились о связи?

– Ну…

– Вот и пошли белку, да? Напиши на бумажке – так, мол, и так, дядя Рубик просит, очень будет благодарен, очень! А белка твою бумажку отнесёт. Хочешь, я тебе желудей дам, ей заплатить? Харошие жёлуди, правильные, без обмана, мамой клянусь!

Яцек встал, поправил пряжку ремня и натянул конфедератку, давая понять, что разговор окончен.

– Дзенькуе, жёлудей у меня дужо… достаточно, да. Я всё передам, а вы пока пшемышлеч… обдумайте размеры вашей благодарности.

* * *

К Грачёвскому парку, где обосновался загадочный друид, вела улица Фестивальная. Судя по карте (той самой, исчерканной пометками) до цели было всего ничего – километра три по прямой. Увы, в Лесу прямые дороги бывают, разве что, на основных направлениях, вроде Ленинградки, Кутузовского или Ленинского проспектов. Всё остальное – не более, чем путаные кривые тропки, пересекающие случайным образом то, что осталось от густонаселённой некогда застройки.

Судьба не баловала спальные районы разнообразием. Лес одинаково безжалостно расправлялся с рядами стандартных коробок. На их месте, через равные интервалы возвышались невысокие, продолговатые бугры – груды обломков кирпича и бетона, укрытые слоем земли, остатками сгнивших растений, мха и лишайника. В безликих, словно сошедших с одной чертёжной доски, кварталах и раньше-то было легко заблудиться. Теперь же, путник, опрометчиво сунувшийся в этот лабиринт, обречён был петлять, тщетно разыскивая хоть какие-нибудь ориентиры – пока, в итоге, не заблудится окончательно.

Дорогу здесь мог найти либо дикий зверь, либо старожил, и Чекист, скрепя сердце, признал, что без Хорька они далеко бы не ушли. На то, чтобы преодолеть не такое уж большое расстояние ушло больше шести часов. То и дело приходилось менять направление, углубляться в непролазные дебри, обходя буреломы и заросшие колючим кустарником завалы бетонных плит. Эти завалы таили немало опасностей – прочная, устойчивая с виду поверхность могла податься под ногой, и человек валился в яму, на ощетиненные арматурины, в логово росомахи или гнездо огненных муравьёв – наихудшего, по словам Хорька, бедствия в этих местах. Один раз они вчетвером больше часа просидели на уступе рухнувшей стены, которую неспешно обтекала река этих созданий – крупных, с мизинец длиной, ярко-красных, кусачих. Всё это время Хорёк развлекал бойцов рассказами о том, как после таких вот миграций находят очищенные до бела скелеты кабанов, лис, а то и беспечных челноков. Мессер, в конец от этого озверевший, порывался сбросить Хорька вниз, в багровый поток – чтобы на его примере подтвердить справедливость баек.

Из всех домов, стоявших вдоль улицы Фестивальная, сохранилось несколько серых семнадцатиэтажных башен, построенных в начале семидесятых. Об этом рассказал бойцам Чекист – оказывается, его мать жила в одной из них задолго до Зелёного Прилива. Поддавшись сентиментальному порыву, командир даже порывался искать её дом – спасибо Хорьку, который зарубил эту идею на корню, сославшись на семейку особо крупных и агрессивных медведей, якобы обитавших по соседству.

Пришлось любоваться на «лебедей» со стороны. Они громоздились серыми скалами так, как поставили их когда-то в соответствии с Генпланом - параллельными, по три башни, линиями, прорезающими квартал. Позже по соседству построили немало зданий и повыше, но ни одно из них не уцелело. Как не уцелели и панельные девятиэтажки, возведённые на заре застройки района.

А «лебеди» почему-то уцелели. Казалось, каждый из них окружён своего рода нейтральной полосой – на десятки метров вокруг не росло ни одного дерева, высотой выше третьего-четвёртого этажей. Зияющие дырами фасады, обвалившиеся, повисшие на арматуре, лоджии, столбы-опоры первого этажа, облупленная плитка стен просвечивали сквозь кружева древолиан, дикого винограда и плюща, создавая завораживающий образ творений рук человеческих, слившихся с изначальной природой, которая и есть – Лес.

Готовясь к вылазке, Чекист с Яцеком заранее наметил перекрёсток улиц Онежская и Фестивальная как контрольный пункт. Спросили Хорька – он, помявшись, признался, что так далеко не заходил. Но командира это не смутило – на карте в выбранном месте была площадь с дорожным «кругом», и Чекист рассчитывал, что сориентироваться на местности будет несложно.

Сильнее он ошибиться не мог. Уже на подходе стало ясно, что пейзаж вокруг сильно меняется. Место невзрачных берёз и елей, заняли кряжистые дубы и буки. Пропал непролазный подлесок; пространство между стволами наполнилось воздухом и золотисто-зелёным светом, льющимся сквозь непроницаемые с виду  древесные кроны. Исчезли, словно и не было их никогда, груды строительного мусора, скрытые мхами и малинником. Вместе с ними пропали куда-то серость, муть, тоска, которых немало на душе у любого человека. И даже Мессер (парень циничный ,нечистоплотный как на язык, так и на помыслы) заулыбался особенной, почти детской улыбкой, чего за ним не замечалось никогда.