Реакция последовала мгновенно – голова с громким костяным щелчком втянулась под панцирь, тварь опустила переднюю часть тела, подставляя врагу броню. Широченные, похожие на лопаты, конечности, вооружённые прямыми, длиной в руку, когтями угрожающе поднялись.
Д-ду-дут!
Лупара кашлянула дуплетом. Картечь с визгом срикошетила от хитина. Надо было бить в глаза, подумал егерь, втискивая в стволы новые патроны. Только как в них попасть, если панцирь у медведки такой толстый, что взять его может только бронебойная пуля?
Он едва успел отшатнуться – голова–клюв метнулась из укрытия, целя ему в грудь.Челюсти клацнули в нескольких сантиметрах от тела и втянулись под броню.Чудище медленно двинулось вперёд, загребая когтистыми лапами воду. Правая конечность при этом зацепила ближайшую колонну, с треском выворотив кусок облицовки.
Д-ду-дут!
Ещё дуплет – с тем же результатом. Латунные гильзы булькнули в воду.
Спина упёрлась в будку дежурного. Дальше – только пятиться, вслепую нащупывая ногами ступени, раз за разом разряжая стволы в подползающую тварь. И даже если эскалатор не зияет брешами из провалившихся ступеней, даже если путь наверх не преградят древесные корни, пробившие свод галереи – наверху тупик, сплошной непроходимый завал на месте разрушенного вестибюля.
А это – верная смерть. Медведка не остановится. Картечь её не берёт, а лишь оставляет на хитине россыпи белёсых звёздчатых отметин.
Значит, наверх нельзя. Надо отступать в тоннель, туда, где стоит поезд. Забраться на крышу вагона – и тогда есть шанс, что громоздкая тварь попросту застрянет в узком промежутке между вагонами и потолком.
Она не застряла. Чудовищные когти сминали металл, словно это были перегородки из прессованного картона. Медведка лезла вперёд, нанося пятящейся жертве удар за ударом головой-клювом, и получая в ответ снопы картечи. Обмен любезностями продолжался, пока очередной выпад медведки не угодил в приклад лупары, расколов его в щепки. Сергей перехватил рогатину (всё это время он зажимал её подмышкой) и ударил, целя под хитиновый козырёк.
Он попал. Медведка вздыбилась, выворачивая древко из рук, и с пронзительным верещанием подалась назад. Сергей на четвереньках – встать не позволял низкий потолок – кинулся в другой конец состава.
Вагон, ещё один, второй, третий… Вот и последний, а за ним – чернота тоннеля.
Это конец, понял он. Кирдык. Бабалумба до смерти. Удар рогатины не убил хитиновую погань, только разозлил – не пройдёт и пары минут, как медведка будет здесь. На платформе вода доходила до середины бёдер, а значит, здесь будет с головой. Плыть? Догонит в два счёта, и он даже не сможет напоследок швырнуть в гадину изуродованную лупару.
Егерь нашарил рукоять кукри – пропадать, так с музыкой! – и вспомнил про «шайтан-трубу».
Загнать в ствол последнюю бутыль, вставить холостой патрон было делом нескольких секунд. Сергей подпустил медведку на пять шагов, дождался, когда выдвинется из-под панциря заострённая башка – и нажал на спуск.
Порция жидкого пламени расплескалась по хитину. Тварь, оглушительно затарахтев, попятилась, и в оранжевых сполохах выгорающего биодизеля егерь разглядел в стене тоннеля затопленную почти по притолоку дверь – ход в боковой технический коридор.
«…шанс! И другого не будет…»
Он прыгнул с крыши вагона. Ушёл в воду с головой, нащупал ногами дно, сильно оттолкнулся, вынырнул, отплёвываясь – и увидел прямо перед собой медведку. Гадина шевелила наростами на кончиках щупалец-антенн, примериваясь для разящего выпада.
Из последних сил Сергей рванулся в проём, но рама «Ермака» зацепила за притолоку, не пуская дальше. Он завопил от ужаса, заколотил руками по воде. Бесполезно – рама держала крепко.
Удар, скулу ожгло болью. Хитиновое острие врезалось в стену в сантиметре от его головы, пробороздив кожу и осыпав лицо бетонной крошкой.
«…второй раз не промахнётся…»
Он ухитрился извернуться, в отчаянном усилии высвободил рюкзак – и за мгновение до удара протиснулся в спасительную темноту. Задыхаясь, проплыл по коридору, хватаясь за идущие по стенам кабели, и только метров через десять позволил себе остановиться, глотнуть воздуха из узкого, едва поместиться голове, зазора между потолком и поверхностью воды.
Позади, в тоннеле, разочарованно щёлкала клювом медведка.
XXI
– Не дрыгайся, соска! – повторил голос. – И придуркам своим скажи, чтобы стволы бросали!
Оба бойца уже стояли спина к спине – приклады у плеч, взгляды шарят по зарослям. Виктор по-кошачьи мягко откатился за корень, и заклацал затвором.
Никого. Только поскуливают в стороне от костра «зеленушки».
– Что ж вы такие упёртые… – продолжал невидимый с нотками скуки– Было же сказано – не дрыгаться! Ну, значицца, сами и виноваты…
Кусты с хрустом раздвинулись, из мрака выступила тёмная фигура. Высокая, нелепо скособоченная, широко разведённые руки с крючковатыми пальцами. Постояла, качнулась вперёд и зашагала – рвано, судорожно, ныряя всем телом, будто навстречу сильному напору ветра. Боец с перевязанной рукой опустил карабин и попятился.