Клыки Доброй Матери

— Это кто ж, по-твоему, с ней поделится? Звонкий Голосок, которую от земли не видно? Может, Уголёк, у которой вымя как у дойной коровы? Тростинка её на голову выше, у остальных на костях больше мяса. Некому с ней делиться, кроме тебя! А я хочу, чтобы она шла работать уже этим вечером, а не прохлаждалась.

И, отдышавшись, Имара добавила:

— Брезгуешь носить, так она выкупит этот наряд. Всё равно синий не шёл к твоим глазам. Ну, готовьтесь, и хватит споров!

Редко бывает, что Великий Гончар недоволен, но если уж гневается, то раскалывается гончарный круг, вспыхивают на нём золотые трещины. Так, загоревшись, блеснули светло-карие глаза, но Медок ничего не сказала, села на место. Лишь пальцы дрогнули и сжались на гребне, с треском обрывая волосы.

Нуру сняла с кувшинчика плотную крышку. Масло пахло цветами. Прежде она лишь смотрела на такое на рынке, но ей и нюхать бы не позволили. Кувшинчик стоил три серебряных фаланги, четверть того, что семья выручала, продавая мореходам щётки и верёвки. На это они жили до следующего корабля.

Кувшинчик был не полон — видно, какой нашёлся, тот хозяйка и дала, не стала бежать к торговцу. А расплатиться велят, небось, как за полный… Нуру хотела взять лишь каплю, но девушки вмешались. Окружили, разобрали её волосы на пряди, пустили кувшинчик по кругу.

— Не тратьте много! — попросила Нуру, но ей и шевельнуться не дали.

— Не бойся, сестрёнка, — сказала Звонкий Голосок, проводя гребнем. — Мы возьмём не больше, чем нужно.

— Если волосы мягки, мужчинам приятнее их гладить, — добавила Шелковинка. — Тогда они платят больше. Повезло тебе: волосы густы и тонки, как шёлк. Не жалей масла, ты за пять вечеров заработаешь на кувшин.

— Неужели за пять?..

— Лучше расскажи про мореходов, сестрёнка, — перебила Звонкий Голосок. — Мараму знает много историй, а ты? Расскажи!

Нуру задумалась.

— Моё любимое, — сказала она, — про торговца. Далеко отсюда, на Равдуре, жил-был человек, который захотел торговать. Он пошёл на рынок и купил полотно, самое тонкое, и повёз его к нам, на Сайрилангу. Люди Равдура зовут её Сьёрлиг.

— Сьёрлиг! — со смехом повторила Звонкий Голосок. — Язык сломаешь! Разве на Равдуре ткут хорошее полотно? Я не слышала!

— У них полотно грубое, плохое, они покупают наше. И вот человек, который хотел стать торговцем, купил на рынке Равдура самое лучшее полотно, какое только ткут на Сайриланге, и повёз его к нам же, чтобы продать.

— Вот глупый!

— Неужто ему никто не сказал? — спросила Шелковинка.

— Он был горд и заносчив, и не слушал советов. По пути его груз промок, пришлось отдать его за бесценок. У человека ещё оставалось золото, но он опять не послушал мудрых слов и обменял золото на кур.

Звонкий Голосок рассмеялась.

— Разве на Равдуре нет кур?

— Есть, — сказала Нуру. — Но Равдур — плохая земля, туда Великий Гончар посадил всех людей, которых слепил нехорошо. Он не жалеет их и сыплет на их земли холодную золу из печи, и всё замерзает. У их зверей по всему телу шерсть, и у кур тоже. Оттого, что мёрзнут, они жестки, и мясо их горькое. Человек хотел привезти домой наших кур, но они издохли от холода ещё в пути, и их пустили на суп. Теперь на Равдуре говорят о человеке, затеявшем напрасное дело: «Плывёт на Сьёрлиг со своим полотном». А про глупцов, которые не слушают советов, мореходы говорят: «Он на Сьёрлиг полотно возит, а со Сьёрлига — кур». И ещё говорят про неудачливых дельцов: «Всё золото спустил — суп сварил».

Девушки рассмеялись.

— Почему ты сказала, что все люди с Равдура слеплены нехорошо? — спросила Шелковинка.

— Их делали последними, когда уже кончилась красная глина. Они пришлись не по душе Великому Гончару, потому он и отсадил их подальше.

— Не болтай о том при Мараму. Говорят, у него отец из мореходов, из тех земель.

— Говорят! Ну, говорить могут всякое.

— Ты увидишь сама. Его кожа светла, и не зря он носит прозвище Острый Нос.

— Что ж, не повезло мальчишке! — сказала Нуру, и опять поднялся смех.

Девушки, запертые в доме забав, были охочи до историй, а Нуру их знала великое множество. Знала о людях дивной красоты, что являются в тумане у гор и манят за собой — уйдёшь, попадёшь в их тайную землю, откуда нет возврата. Знала о старой Вайе, что приходит к детям по ночам и поёт им песни. О Доброй Матери, что явится, если зовёшь её в пору отчаяния, и поможет, но взамен просит вечно ей служить — а если сочтёт недостойным, вырвет сердце. О Чёрной Кифо с её детьми — но об этой лучше рассказывать в темноте.

— Нет, нет, о ней совсем не говори! — воскликнула Звонкий Голосок, закрывшись руками. — Ты приманишь её!

— Это только сказки, — возразила Шелковинка.

— Разве, сестрёнка? Ведь ты из Тёмных Долин. Я слышала, там, чтобы умилостивить Чёрную Кифо, девочкам дают её имя. В каждой семье должна быть хоть одна Кифо. Ну-ка, скажи, так звали твою мать или одну из сестёр? Может, тебя саму?

— Что ты, что ты! — раздались со всех сторон укоризненные голоса.

— Мы не спрашиваем о прежней жизни, — сказала Шелковинка вместо ответа. — Разве ты забыла, сестрёнка? Не спрашиваем об именах. Гончарный круг повернулся и всё унёс.