Клыки Доброй Матери

— Эти способны на любое зло!.. — гневно воскликнул мальчик, но тут же осёкся и задумался, хмурясь.

— Я не знаю, — наконец ответил он. — Слышал всякое, но не это. Говорят, что стрелы их пропитаны ядом, а луки бьют без промаха. Говорят, они не щадят никого. Но что им подвластна буря — нет, я не слышал. Но они страшны! Видишь, даже каменный город не выстоял.

— У всякой силы есть слабое место. Порой достаточно нанести удар, когда не ждут.

Мы шли, и пески сменились жёлтой иссохшей землёй. Там и сям пробивалась трава, будто кто-то принялся ткать ковёр, взялся за работу в одном углу, в другом, да так и бросил, спутав зелёные и серые нити, не прикрыв голую основу с обозначенным трещинами рисунком. Но зелёной пряжи становилось всё больше, а здесь, в этих краях, она отмечала подземные реки.

Впереди, в низине, показался уже купол водохранилища. Я помнил, как мастера Тевары сушили глиняные кирпичи и обжигали их, и видел, как выкладывали круглую крышу над бассейном. Она посерела от времени, и её латали другие руки, добавив неискусных рыжих заплат, но всё же это место уцелело, и источник, как много жизней назад, поил торговцев, путников и быков. Когда-то и дорога, по которой мы шли, ныне заброшенная, вела к водохранилищу и дальше, в Сердце Земель. Теперь здесь пролегала новая: Тевары не стало, и путь к ней забыли.

Наш бык замычал и ускорил шаг. Мальчик завозился, пробираясь вперёд, и посмотрел из-под руки на далёкие чужие повозки, на людей, что ходили у воды. Одни подъезжали, другие же, переждав зной в галерее, опоясывающей бассейн, теперь пускались в путь.

— Нам туда нельзя, — сказал мальчик с тревогой. — Нельзя, чтобы заметили! Они отнимут тебя…

— Иди один, — велел я. — Сходи, напои быка, набери воды.

— Так спросят же, зачем я оставил телегу на холме, да отчего ехали не той дорогой! Ещё подумают, я укрываю ценный груз, и проследят…

— Скажи, что везёшь слепца.

Я остановился и придержал быка, взяв за рог. Он послушал с неохотой, мотнул головой, взрыв землю копытом. Птицы-кочевники разлетелись, задевая меня крыльями, шумно покружили вокруг и вернулись на серую с белым спину, запрыгали к лохматой макушке.

— Слепца? — переспросил мальчик. — Так и что с того?

— Как же? Ведь вы, младшие дети, верите, что если поглядеть на того, чьи глаза залеплены белой глиной, то сам станешь таким же.

— Ну, уж этого я не слышал!

— Разве теперь вы не водите слепцов к дому, на который хотите навлечь беду? Говорят, куда упадёт мёртвый взор, всё умрёт — земля, козы и быки…

— Что, прежде так делали? — с недоверием спросил мальчик. — Это же неправда!

— Неправда, — согласился я. — И всё-таки люди верили. Одни подкупали незрячих, другие отдаривались, а третьи и вовсе убивали слепцов, чтобы те не чинили зла.

— В странные времена ты жил. Хорошо, что теперь мы умнее! Люди давно не боятся слепцов. Те сидят у дорог, у рынков, молят подать им еду — сам увидишь. Если бы их взгляд мог навредить, беда ждала бы всех, кто идёт мимо!

Мальчик коротко рассмеялся, спустился на землю и принялся выпрягать быка.

— Ха, вот так глупость! Ну уж нет, я скажу, что везу мертвеца. Скажу, мой отец был родом из Куты, вот я и возвращаю его на место, туда, откуда глина была взята. Это все поймут.

— Чем же это поможет? Ведь нужно будет ещё объяснить, отчего повозка стоит в стороне, если спросят.

Мальчик выглянул из-за бычьей спины, возясь с ремнями.

— Что объяснять? Мертвец же!

— Мертвец, и что?

— Ха! — воскликнул он, и, хлопнув быка по серому боку, обошёл его и встал передо мной. — Ты что, не знаешь — если Великий Гончар протянет руку, чтобы забрать глину, а рядом будет ещё кто-то, тогда он прихватит и их, так велики его пальцы?

— Это такая же правда, как и про слепцов.

— Нет уж, это не ложь! Однажды к нам пришёл мор, и если в доме умирал один, то вскоре и другой. Все знают, что мертвецов нужно погребать скорее, пока тело не остыло, оборачивать в ткань — и в землю, глина к глине! Кто промедлит, оставит мертвеца среди живых, того накажут. Видишь теперь, лучшего нам и не выдумать, и к повозке никто не придёт, побоятся!

Мальчик прихватил мех, отыскал в повозке верёвку и, продев её сквозь кольцо в бычьем носу, потрепал зверя по шее и попросил его:

— Ты только слушайся меня, не подведи! Я ведь даже не знаю, как тебя звать. Вахи, так я назову тебя, потому что на твоих боках пятна. Идём, Вахи, идём к воде!

Бык пошёл, качая тяжёлой головой, и мальчик заспешил за ним вприпрыжку.

— А про мертвеца и лгать не придётся! — выкрикнул он, осмелев — но смелости не достало, чтобы поглядеть мне в глаза. — Кто ты, если не мертвец?

Я следил, как они спускаются с холма. Тёмная макушка то скрывалась за бычьим боком, то показывалась — так человек, упавший в реку, выныривает у пляшущей лодки, но волна опять захлёстывает его. Бык шёл размеренно, чуя воду, и птицы-кочевники, галдя, срывались и летели вперёд — и возвращались.