Клыки Доброй Матери

— На колени! — воскликнул кто-то, и мальчик вскрикнул. — Это он? Вытаскивайте!.. Ты, склони голову перед Светлоликим, наместником Великого Гончара, отцом Тёмных Долин и Цветных Песков, Жёлтого берега и Сердца Земель! Склонись перед Первым служителем Великой Печи!

Поднятый десятком рук, я встал. Передо мною был, несомненно, Дом Песка и Золота. Я видел белые ступени и колонны из камня, сотворённые моим народом, но видел и то, как истёрло их время, оставив трещины и отбитые углы. Многие сотни шагов сохранило оно, и не нашлось способных это исправить.

Светлоликий Фарух, наместник Великого Гончара, был юн, кривоног и ряб. В пурпурных одеждах, расшитых золотом, он стоял на ступенях, окружённый воинами и приспешниками.

— О Светлоликий! — раздался крик. — Вот вор, что украл у меня! Справедливости, справедливости!

— Твоя просьба не забыта, Шаба. Жди! — велели ему.

Тем временем юноша в пурпурных одеждах сошёл во двор, не сводя с меня глаз, и воскликнул, кривя губы:

— Он сер! Отчего? Это подделка?

— Он настоящий! — возразил мальчик. Следом я услышал звук удара.

— Не говори, пока тебя не спросят! — закричали на него. — Не смей поднимать взгляд на Светлоликого!

— Что с его руками, отчего они все в трещинах? Где золотые узоры? — спросил наместник.

Настала тишина. Потом, видно, Шабе дали знак, и я услышал его голос:

— Да будет позволено мне сказать, о Светлоликий, — вкрадчиво начал он. — Когда мы нашли каменного человека, он был в золоте, тут и тут. Потом, как ты знаешь, я отстал от спутников и нашёл их мёртвыми — тела порубили, а дар, что мы везли тебе, украли. Видно, золото выплавили. Спроси мальчишку! Где твои братья, Поно, это они помогли тебе?

— Мне никто не помогал! — воскликнул мальчик. — Хепури собрался меня убить, он продал мою сестру…

Его ударили, и, застонав, он упал.

— Так это вы убили торговца? — спросил человек в красных одеждах.

— Я убил… Я имел право, он сам хотел меня убить!

— Довольно! Ты сознался и ответишь за содеянное. Теперь молчи!

— Несомненно, он не справился бы один, — сказал наместник, заходя мне за спину. — С одним быком, на этой повозке он далеко бы не уехал. Скачите, обыщите всё вокруг! Его подельники где-то рядом, послали его и ждут, чтобы разделить награду, но возможные беды они разделять не желают.

— О Светлоликий, ты мудр… — забормотал Шаба, но я слышал, как ударили и его.

— Как смели они испортить то, что моё по праву? Ответят за всё! Они что, насмехаются надо мной?

— А этого…

— Этого отнесите в зал, к остальным. Ещё посмотрим, не подделка ли. Ты, отвечай, как вы смели притащить сюда это убожество и кто тебе помог!

— Он настоящий! — повторил мальчик. — Это правда, а если нет, пусть меня покарает Великий Гончар!

— В колодец его, — велел наместник. — Пусть сидит там, пока не заговорит.

Мальчика протащили мимо меня. Он посмотрел — один только взгляд, запрокинутое лицо в крови, — а я стоял неподвижным камнем. Я проделал этот путь ради двоих из своего народа и не мог отказаться от цели. Он знал, что будет так. Я не лгал ему. Я даже унизился до того, что позволил ему продать меня — чья вина, что у него не вышло?

Меня внесли по ступеням. Мы шли по галерее меж колонн со стёршимися золотыми узорами, и вместо пола был песок, а вместо потолка — небо. Шаги тут звучали глухо. Наместник шёл следом, и с ним человек в красных одеждах, высокий, темнолицый, тот единственный, кто осмелился заговорить во дворе, когда его не спросили, и не получил за это удар.

— Я велю казнить их всех, — сказал наместник. — Он сер, и на нём нет одежд, нет камней и золота — он не похож на тех двух! Это подделка, и уродливая. Они оскорбили меня!

— Как знать, мудро ли спешить. Он не похож, но подделка ли? Его лицо вытесано искусно. Попробуем его пробудить.

— Надеюсь, кочевники знают, что говорят! Если им ведома тайна, которую не могли постигнуть мой отец и дед…

— Стоит ли ждать их, о Светлоликий? Может, с этим у нас получится. Тогда мы ничем не будем обязаны кочевникам.

— Так попробуем, Бахари. Напоим его жертвенной кровью, а не примет бычью, казним вора, который его украл! Поймаем его подельников и казним их тоже. Я готов дать и своей крови, лишь бы он ожил!

Меня внесли в круглый зал, где крыша привстала над стенами на тонких ногах колонн, пропуская свет и ветер, и усадили на белую каменную скамью. Люди ушли, повинуясь знаку наместника. Только один, самый доверенный человек, остался с ним.

— Лишь бы он ожил! — повторил Светлоликий, прошёлся, заложив руки за спину, и поглядел на меня снизу вверх. — Лишь бы рассказал о своём городе. Мне нужна вечная жизнь!

— Мы разговорим его, так или иначе, — сказал его спутник, задумчиво глядя на меня. — Или разговорим других. Один из трёх оживёт, я верю. Прикажу всё подготовить. Скоро Великий Гончар поставит лампу так, что она будет видна целиком, и час наступит. Оставь его, Светлоликий, не терзайся пока.

Они ушли, и я осмотрел зал: песчаный пол, белые стены — но тут же забыл обо всём, и сердце моё забилось и тяжко упало.