Княгиня Серебряная

А теперь русые кудри отступили, словно море во время отлива, и обнажился берег: серая, как галька, макушка и такого же цвета виски и лоб Камышкина. Кожа у него была на вид нездоровая, а голубые глаза давно погасли.

– Здравствуйте, проходите, – услышал Олег бесцветное.

Он сел на предложенный стул, Камышкин нехотя открыл «дело»: чистую, как первый лист еще ненаписанного романа, медицинскую карту нового пациента и строго спросил:

– Давно пьете?

– Всю свою сознательную жизнь, – признался Рокотов. – Первый раз надрался на втором курсе, когда экзамен завалил, до этого спортом занимался. Почему и не считаю свои школьные годы и юность жизнью сознательной. За меня тогда думали другие. Сначала «плыви быстрее», потом «кидай точнее». Я ватерполо занимался.

– А потом что? Бросили?

– Перешел в разряд любителей, хотя и не сразу. Понял, что выше камээс не поднимусь.

Камышкин что-то накорябал в медицинской карте и строго сказал:

– Это плохо. Алкоголизм у вас запущенный, – он посмотрел на первую страницу, заполненную медсестрой, – Олег Андреевич. Будем лечиться.

– Послушать вас, так даже бокал вина в неделю – это уже алкогольная зависимость.

– Так и есть.

– А что не зависимость?

– На праздники можно выпить. В день рождения. Бокал-два вина, не больше. Или рюмку водки.

– Еще в день рождения жены, родителей, детей, друзей, – продолжил Рокотов. – Так и набегает. А если их не отмечать, умрешь не от алкоголизма. От скуки.

– Вы лечиться пришли или в цирковую труппу наниматься? Клоуном, – сердито сказал Игорь Дмитриевич. – В таком случае дверь за углом. Но за прием заплатите. Я на вас время потратил.

– Я пришел поговорить о женском алкоголизме, – не смутился Рокотов. – Я блогер. И спортивный журналист. Расследую убийство Лады Воронцовой. Она звезда советского фигурного катания. Двадцать лет назад Воронцову зарезали у нее в квартире. Я смотрел документальный фильм о ней, где вы дали развернутое интервью. В связи с чем у меня к вам возникли вопросы. Как я понял, следующий пациент придет только через час. Времени у нас вагон. Не бойтесь: дело давно в архиве, срок давности вышел.

– Ну а вам-то это зачем? – сухо спросил Камышкин. – Расследование древнего убийства?

– Маньяк, зверски убивший Ладу Воронцову, вдруг счел, что я его смертельный враг. И грозится меня тоже убить за то, что о ней написал. Неправду. Мол, все было не так, а я манипулятор и обманщик. Мало того что маньяк грозится: он действует. Вчера, к примеру, в меня стреляли. Вот я и хочу его найти.

– Это дело полиции.

– Полиция тоже работает. – Рокотов решил быть терпеливым. – Но они могут и не успеть. А жить, как вы понимаете, охота. Расскажите мне все, Игорь Дмитриевич, только честно.

– Мне скрывать нечего, – пожал плечами Камышкин. – Да, я ее помню. Я сказал, как было. Женский алкоголизм – это особый разговор. Пациентка Воронцова была неизлечима, – твердо сказал Игорь Дмитриевич. – Ну а что вы хотите? Плохая наследственность: и мать, и отец Воронцовой пили. Три неудачных брака, насколько я помню.

– Вообще-то официально два, – поправил Рокотов.

– Но был ведь еще этот… как там его?

– Геннадий Аполлонов. Фигурист. Гражданский муж.

– Вот-вот. А детей не было. Карьера после ухода из большого спорта не сложилась. Воронцова ведь ничего не умела, кроме этих своих коньков, – поморщился Камышкин. – Гордость, опять же. Как это я, звезда, пойду работать на кассу в супермаркет? Вот и пила. Медленно себя убивала. Она не хотела лечиться.

– Не хотела бы – не пришла бы к вам, – возразил Рокотов.

– У нее бывали моменты просветления, – усмехнулся Камышкин. – Когда Лада мечтала начать новую жизнь. Раскаивалась, плакала. И приходила в мой кабинет. А я пытался ей помочь. Но Воронцовой ненадолго хватало. Повторяю: она была неизлечима.

– Тогда как же вы объясните тот факт, что почти за месяц до своей трагической гибели Лада Воронцова бросила пить? Я говорил с ее соседкой.

– Тем хуже было для Лады.

– Объясните?

– Вот представьте верблюда, который бредет по пустыне. Воды нет, но верблюд терпит. У него включаются какие-то скрытые ресурсы, и может показаться, что верблюд и вовсе может обойтись без воды. И когда силы уже на исходе, запасов воды в организме не осталось ни капли, на пути верблюда встречается источник. И тогда верблюд пьет, пока его не остановят.

– Сравнение красочное. Я вас понял, Игорь Дмитриевич. Но ведь ни один верблюд еще не умер от того, что дорвался до воды.

– Так ведь и водка не вода. Этиловый спирт в больших количествах – яд. Если выпить два литра воды, беды большой не будет. А вот два литра этилового спирта убьют. Я понятно объяснил?

– То есть алкоголизм у Воронцовой был настолько запущенный, что она не могла остановиться, если вдруг дорвется до условной воды после длительного воздержания?

– Именно, – кивнул Камышкин. – Если не остановить. Силой или уговорами. Разумеется, должна быть причина для такого срыва.

– А как вы объясните дневник Лады? Ведь она вам его показывала. Я прав?