Автоматон свернул на Большую Морскую и остановился у Яхт-клуба. Двери распахнулись, услужливый швейцар с достоинством спустился навстречу. Митя легко выпрыгнул из седла, и швейцар с поклоном взобрался на его место, уводя паро-коня в гараж Яхт-клуба. Митя небрежно одернул пошитый альвом безупречный сюртук, оправил манишку альвийского шелка и принялся неспешно подниматься. Второй швейцар распахнул перед ним дверь и отвесил глубокий поклон. Помнится, в прошлый раз, когда он приезжал на извозчичьей пролетке, поклон был ниже, да и встречали его вовсе не на лестнице.
— Изволите обождать? — указывая на кресло в гостиной, в котором Митя сидел в прошлый раз, почтительно поинтересовался швейцар.
— Нет, пройду прямо в кабинеты, меня ждут, — взмахом холеной руки отмахнулся Митя, и сам пошел через анфиладу роскошных гостиных, по которым его когда-то вел дядюшка.
— Друг мой Димитрий! Диметриос! — навстречу ему выскочил ротмистр Николаев, с которым он некогда встречался здесь, в надежде, что у того хватит влияния, чтоб оставить Митю в Петербурге. Сейчас смешно и вспомнить!
— Но вы, однако, франтом… — завистливо протянул Николаев. — Неужто в Париже были всё это время? Слыхали новую сплетню? Будто в какой-то провинции, на юге… а может, не на юге, кто там знает… объявился мошенник, который называет себя… — Николаев прищурился, явно испытывая любопытство собеседника. — Представьте себе — Истинным Князем! Истинным… князем… — он захохотал во всю глотку. — Экий наглец — думает, кто-то ему поверит! Говорят даже, он сюда сегодня явится, но это, я полагаю, и вовсе выдумка! — все еще подхихикивая продолжал Николаев. — Вы оставайтесь, вдруг и впрямь придет. Вместе похохочем!
— Благодарю вас, сударь, я непременно останусь, — стряхивая пальцы Николаева с рукава сюртука, процедил Митя, и пошел дальше.
У курительной он на миг замешкался — все же оказаться тут было его давней мечтой, хотелось ее как следует прочувствовать! — и сквозь приоткрытую дверь услышал голоса:
— Белозерские и впрямь полагают, что мы признаем их ублюдка Истинным Князем? — презрительно цедил холодный голос. — Совсем обезумели в своем желании вернуться к власти.
— Я человек простой, бескровный, в ваших Кровных делах не понимаю. Но нельзя же в наш просвещённый век и впрямь верить в древние сказки! — гулко бухнул в ответ ему бас.
— Меня удивляет, как легкомысленно вы относитесь к этому, господа! — в третьем голосе отчетливо слышалось шипение. — А стоило бы задуматься, нет ли в появлении этого самозванца покушения на власть Его Императорского Величества и всей династии Даждьбожичей!
— Сударь, вы кто такой? Что тут делаете? — на плечо Мите легла чья-то рука. Он резко обернулся… И увидел позади себя компанию свитских во главе с младшим князем Волконским.
— Эй! — вскричал здоровяк в артиллерийском мундире. — А это не тот ли сыскарёныш которого мы в прошлый раз хотели с лестницы спустить?
— Я вам более скажу, господа, — томно растягивая слова, протянул младший князь Волконский. — Есть у меня подозрения, что именно сей господинчик от сидения в провинции настолько ума решился, что выдает себя за Истинного Князя!
Свита великих князей захохотала, Митю снова ухватили за воротник и вздернули над полом. Ворот пошитого альвом сюртука затрещал, и Митя еще успел увидеть искры веселого азарта в глазах силача-артиллериста, держащего его за шкирку, как забежавшего с улицы дворового кота, прежде чем глаза у того вспучились, будто их надули изнутри, и лопнули, забрызгав кровью разом смолкших свитских.
Митя приземлился на ноги, и мягко повернулся, вынимая из воздуха топор. Гостиная наполнилась воплями, свитские метались, будто и не Кровные вовсе, кто-то, наконец, сообразил выхватить собственное родовое оружие, но было поздно! Топор опустился на голову младшему князю Волконскому. Митя пнул откатившуюся голову ногой и отпуская обуревающую его безудержную ярость, ринулся на свитских. Глаза затянуло алой пеленой и стало наплевать, обвинят ли его в заговоре против империи!
— … Митя! Мить, ты что уснул? — голос отца был гулким, как колокол, и долетал словно издалека. — Митя!
— А? Что? — Митя вскинулся, судорожно озираясь. Он сидел все в том же кресле отцовского кабинета в Екатеринославе! Не в Петербурге! Слава Предкам!
— Это я тебя спрашиваю — что? Будто заснул, а глаза открыты. Тебе худо? — наклонился к нему встревоженный отец.
— Да как сказать… — Митя обеими руками потер лицо и тихо пробормотал. — А личем, пожалуй, было бы проще. Такого Истинного князя еще попробуй — не признай.
А вот живого и на первый взгляд обычного юношу… Пусть даже Моранычи его попросту почуют. А другие Кровные? Симарглыч Урусов силу Истинного Князя хотя бы видел своими глазами, а как поступит глава рода Урусовых-Симарглычей? Признает Митю, или посчитает это невыгодным? Да и мало ли при дворе государей-Даждьбожичей людей не Кровного, а дворянского происхождения, для которых Истинный Князь и вовсе не более, чем сказка полутысячелетней давности?