Князь Мышкин успокаивал Аглаю, что не хотел ее просить выйти за него замуж. Он не хочет давить на нее намеками. Он понял, что она хочет быть хозяйкой своей судьбы, и всего лишь вырваться из-под опеки своей матери.
Она обрадовалась его словам, что он понял ее это желание.
Аделаида, сестра ее, знала, что Аглая испытывает нежные чувства к князю и намекнула об этом князю, спросив у Аглаи: «Можно я поцелую твоего князя?»
Аглая: «Идемте! Князь! Вы меня поведите!»
Сестры, бывшие, впрочем, в самом праздничном настроении, беспрерывно поглядывали на Аглаю и князя, шедших впереди; видно было, что младшая сестрица задала им большую загадку. … Но загадки Аглаи Ивановны еще не кончились в этот вечер. Последняя пришлась на долю уже одного князя. Когда отошли шагов сто от дачи, Аглая быстрым полушепотом сказала своему упорно молчаливому кавалеру:
– Поглядите направо.
Князь взглянул.
– Глядите внимательнее. Видите вы ту скамейку, в парке, вон где эти три больших дерева… зеленая скамейка?
Князь ответил, что видит.
– Нравится вам местоположение? Я иногда рано, часов в семь утра, когда все еще спят, сюда одна прихожу сидеть.
Князь пробормотал, что местоположение прекрасное.
– А теперь идите от меня, я не хочу с вами больше идти под руку. Или лучше идите под руку, но не говорите со мной ни слова. Я хочу одна думать про себя…
Предупреждение во всяком случае напрасное: князь наверно не выговорил бы ни одного слова во всю дорогу и без приказания. Сердце его застучало ужасно, когда он выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и со стыдом прогнал свою нелепую мысль.
…
Князь был в пространном состоянии. Аглая повелевала князем, ей нравилось, что он был ей послушен. Она пригласила его на тайный разговор с собой, предложила место и время встречи. Князь согласился.
На Аглаю и князя, которые все еще были вместе, кое-кто уже обратили внимание. … Евгений Павлович попросил у князя позволения познакомить его с этим приятелем; князь едва понял, что с ним хотят делать, но знакомство состоялось, оба раскланялись и протянули друг другу руки. Приятель Евгения Павловича сделал один вопрос, но князь, кажется, на него не ответил или до того странно промямлил что-то про себя, что офицер посмотрел на него очень пристально, взглянул потом на Евгения Павловича, тотчас понял, для чего тот выдумал это знакомство, чуть-чуть усмехнулся и обратился опять к Аглае. Один Евгений Павлович заметил, что Аглая внезапно при этом покраснела.
Князь даже и не замечал того, что другие разговаривают и любезничают с Аглаей, даже чуть не забывал минутами, что и сам сидит подле нее. Иногда ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже ему бы нравилось мрачное, пустынное место, только чтобы быть одному с своими мыслями и чтобы никто не знал, где он находится. … Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка в горах, которую он всегда любил припоминать и куда он любил ходить, когда еще жил там, и смотреть оттуда вниз на деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада, на белые облака, на заброшенный старый замок.
…
– Что с вами?
Кем чувствовал он себя в этом положении в этой компании? Ему хотелось исчезнуть отсюда. Он чувствовал, что им манипулируют, что его используют в каких-то не ведомых для него целях.
Он размышлял об Аглае. Князь не понимал, для чего он ей нужен. Он также не понимал своих чувств к ней и что с ними делать.
Князь, как я уже указывал, был человеком не опытным в общении с женщинами. В то время, пока его сверстники познавали тонкости общения с противоположным полом, он был лишен этой возможности и искал женщину, которая поможет ему и примет его исходно таким. Он увидел в портрете Настасьи Филипповны, страдающее лицо и ему казалось, что она поймет и его. Но ей не хотелось иметь дело с «младенцем», ей нужна была страсть, которая ее саму, как ей казалось, отгородит от ее былых страданий. Аглая, по его мнению, не могла ему дать необходимую ему уверенность в себе, она сама была «младенцем», который любым подвернувшимся способом пытался вырваться из родительского гнезда. Она хотела показать себя уже взрослой, и это притягивало ее к князю.
Третий акт.
В третьем акте демонстрируются последствия заигрывания с ложью.
Кульминация состоит из двух сцен: встреча Аглаи и Настасьи Филипповны и откровенный разговор между князем Мышкиным и Евгением Павловичем.
– В этом положении виноваты вы, а не я! – вспыхнула вдруг Настасья Филипповна (по отношению к Аглае). – Не вы мною приглашены, а я вами, и до сих пор не знаю зачем?
…
Обе смотрели одна на другую, уже не скрывая злобы.
…
Гнев загорелся в лице Аглаи.
– Я хотела от вас узнать, – твердо и раздельно произнесла она, – по какому праву вы вмешиваетесь в его чувства ко мне? По какому праву вы осмелились ко мне писать письма? По какому праву вы заявляете поминутно ему и мне, что вы его любите, после того, как сами же его кинули и от него с такой обидой и… позором убежали?