Князь Мышкин, каким я его увидел

Сказав это, она села сама . странный смех трепетал на губах ее. Она сидела молча, в лихорадочном ожидании, и смотрела на дверь.

– Рогожин и сто тысяч, сомнений нет, – пробормотал про себя Птицын.

Заботе она предпочла другую форму выражения любви к ней, ей нужно было что-то противоположное, связанное с опасностью, адреналином. Но князь, в силу своей неопытности, не видел этого, зато в порывах бушующих страстей в нем все более загорелась иллюзия, что он может спасти Настасью Филипповну и от этих опасных отношений.

– Фердыщенко, может быть, не возьмет, Настасья Филипповна, я человек откровенный, – перебил Фердыщенко, – зато князь возьмет! Вы вот сидите да плачетесь, а вы взгляните-ка на князя! Я уж давно наблюдаю…

…

– Правда? – спросила она.

– Правда, – прошептал князь.

– Возьмете как есть, без ничего!

…

– Я вас честную беру, Настасья Филипповна, а не рогожинскую, – сказал князь.

– Это я-то честная?

– Вы.

– Ну, это там… из романов! Это, князь голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор! Да и куда тебе жениться, за тобой за самим еще няньку нужно!

– Я ничего не знаю, Настасья Филипповна, я ничего не видел, вы правы, но я… я сочту, что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а вы страдали и из такого ада чистая вышли, а это много. К чему же вы стыдитесь да с Рогожиным ехать хотите? Это лихорадка… Я вас… Настасья Филипповна… люблю. Я умру за вас, Настасья Филипповна. Я никому не позволю про вас слова сказать, Настасья Филипповна… если мы будем бедны, я работать буду, Настасья Филипповна…

Далее князь продолжил.

–… Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты, Настасья Филипповна, – продолжил князь тем же робким голосом. – Я, впрочем, не знаю наверно, и жаль, что до сих пор еще узнать ничего не мог в целый день, но я получил в Швейцарии письмо из Москвы, от одного господина Салазкина, и он меня уведомляет, что я будто бы могу получить очень большое наследство. Вот это письмо…

И опять казалось князю, что он совершает благородный поступок, спасая и Рогожина, и Настасью Филипповну друг от друга, но увы. Настасья Филипповна засыпала его упреками:

– А не стыдно тебе потом будет, что твоя невеста чуть с Рогожиным не уехала?

…

– И не постыдишься, когда потом тебе скажут, что твоя жена у Тоцкого в содержанках жила?

…

– И никогда не попрекнешь?

На что, среди прочего, заметил князь:

– Быть не может, чтобы ваша жизнь совсем уже погибла. Что ж такое, что к вам Рогожин пришел, а Гаврила Ардалионвич вас обмануть хотел? … Вы горды, Настасья Филипповна, но может быть, вы уже до того несчастны, что и действительно виновной себя считаете.

– Спасибо, князь, со мной так никто не говорил до сих пор, – проговорила Настасья Филипповна, – меня все торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей.

Позже она добавила:

– А ты (Дарья Алексеевна) и впрямь думала? – хохоча, вскочила с дивана Настасья Филипповна. – Этакого-то младенца сгубить? Да это Афанасию Ивановичу в ту ж пору: это он младенцев любит! … Я сама бесстыдница! Я Тоцкого наложницей была… Князь! Тебе теперь надо Аглаю Епанчину, а не Настасью Филипповну, а то что – Фердыщенко пальцами будет указывать!

Князь уже отверг любые опасения и упреки Настасьи Филипповны, заверил, что «почтет за честь» согласие выйти за него замуж, но общественное мнение, если можно его так назвать, чрезвычайно важно для Настасьи Филипповны, она изо всех сил старалась соответствовать своему образу: раз уж считают ее «бесстыдницей» – значит такой она и будет. Она уже вжилась в эту роль и не хотела что-то менять.

Центральный переломный пункт – взаимоотношения с Аглаей.

Далее Настасья Филипповна вступила в переписку с Аглаей, чтобы сосватать ее князю Мышкину. Лизавете Павловне случайно попало одно из писем об этом, и она загорелась желанием убедить дочь в том, что князь подходящая для нее партия.

– Он на смертном одре, – говорила, суетясь, Лизавета Прокофьевна, – а мы тут будем еще церемонии наблюдать? Друг он нашего дома иль нет?

– Да и соваться, не спросясь броду, не следует, – заметила было Аглая.

– Ну, так и не ходи, и хорошо даже сделаешь: Евгений Павлович приедет, некому будет принять.

После этих слов Аглая, разумеется, тот час же отправилась вслед за всеми, что, впрочем, намерена была и без этого сделать.

При встрече князя Лизавета Прокофьевна уточнила:

– Ты ведь один? Не женат?

– Нет, не женат, – улыбнулся князь наивности пущенной шпильки.

…

– Лучше «рыцаря бедного» ничего нет лучшего! – провозгласил вдруг Коля, стоявший все время у стула Лизаветы Прокофьевны.

– Какого «рыцаря бедного»? – спрашивала генеральша, с недоумением и досадой оглядывая всех говоривших, но увидев, что Аглая вспыхнула, с сердцем прибавила: – Вздор какой-то! Какой такой «рыцарь бедный»?

– Разве в первый раз мальчишке этому, фавориту вашему, чужие слова коверкать! – с надменным негодованием ответила Аглая.

… Коля хохотал и торжествовал. Аглая рассердилась не на шутку и вдвое похорошела. …

– Мало он ваших-то слов перековеркал, – прибавила она.