Князь Путивльский

Затем поменял на ладье прямой парус на косые, прикрепив к мачте гик и надев на нее сегарсы — дубовые кольца, к которым привязывалась передняя шкаторина триселя. Отдельно были приготовлены три лестницы с крюками сверху. Чем больше человек будет одновременно подниматься на борт нефа, тем больше шансов на успех.

Параллельно занимался обучением личного состава. Пришла мне в голову идея вооружить их алебардами. И против конницы прекрасное оружие, и для пирата лучше не придумаешь. Крюком подтягиваешь неф к ладье, топором рубишь снасти и врагов, а острием их колешь. По моему приказу изготовили три десятка алебард. Учил пользоваться ими как пикинеров, так и арбалетчиков.

Еще одним занятием, которое помогло мне скрасить зиму, было изготовление литого булата и рафинированной стали с использованием флюса из чугунной крошки. Я пересказал своим кузнецам теоретическую часть, опять сославшись на якобы спасенного мною кузнеца из Дамаска. Выслушали меня с интересом. Кое-что они и так знали. Клинки из рафинированной стали здесь уже делали и называли харалугом, только секрет знали не все. Путивльским кузнецам он был не ведом. Выслушав мои наставления, методом проб и ошибок кузнецы нашли способ изготовления вполне приличной рафинированной стали. Узор получался не такой однородный, как на привозных, но клинок без ущерба сгибался вполовину, перерубал железо и долго не тупился. До моей сабли они, конечно, не дотягивали, но были намного лучше тех, которые имели на вооружении мои дружинники. Когда грянули морозы, кузнецы заготовили «наалмаженной» стали, из пластин которой изготовили мне бригандину (на русском языке название этого доспеха пишется одинаково с типом судов, поэтому, чтобы не путать, буду писать его через «д») наподобие той, что имел в Англии, щит, оплечья, наручи, налокотники, наколенники, поножи, сабатоны и большой шлем, который опирался на плечи, и имел опускающееся забрало. Если какие-то подобия бригандин здесь знали, то шлем с забралом видели впервые. Обычно для защиты лица использовали железные маски, которые называли личины от слова лицо. Мне личины не понравились. Не дай бог иметь такое же лицо! Обзор в них плохой и дышать тяжело. Личина слишком близко ко рту и носу, и кажется, что не хватает воздуха. Я предпочел иметь щель для глаз между шлемом и забралом и несколько узких напротив рта в последнем, отступающем от лица на несколько сантиметров, отчего напоминал намордник. Такой же комплект брони был изготовлен и для воеводы и сотников. Кроме шлемов. Они предпочли привычные, с кольчужной бармицей, защищающей лицо. Я решил оснастить так десятка два-три всадников, превратив их в тяжелую конницу. Даже поотрабатывал с ними прорыв строем клин пехоты, которую изображали соломенные чучела. Кстати, ночью чучела бесследно исчезали. Лошадей в городе стало так много, что кормов им катастрофически не хватало. Цены на сено, солому и овес буквально взлетели. Всю зиму фураж везли в Путивль купцы по замерзшему руслу Сейма из Рыльска и Чернигова.

Весной, в самом начале половодья, я оставил город на попечение воеводы Увара Нездинича, а сам с шестью десятками дружинников отправился на переделанной ладье к Черному морю. Тесновато было, конечно, зато две смены на веслах, можно грести сутки напролет. Плыли быстро. Помогало течение и попутный ветер. В Кодаке взяли лоцмана — блондина с длинным греческим носом. Нос этот был постоянно заложен, отчего лоцман гундосил. Я понимал его с трудом. В эту эпоху лоцмана рулили сами и гордо называли себя кормчими. Он все порывался порулить веслом, пока не убедился, что румпельный руль лучше. Мы плыли вдоль правого берега. Русло на порогах сужалось метров до четырехсот, а на плесах растекалось на пару километров. Впрочем, из-за высокой воды порогов мы не увидели, только буруны кое-где. В одном месте их было сразу семь рядов, один за другим.

— Порог Несытый, самый опасный, семь гребель, — прогундосил лоцман. — После половодья через него редко кто пройдет, не потеряв человека или больше. Поэтому так и зовется.