Я сказал, что меня не интересуют сплетни о соседях, но Галя не только не успокоилась, но и начала подозревать меня в «измене». Она каждый день как бы невзначай расспрашивает у домашних, куда я ходил в ее отсутствие, и подслушивает под дверью, если я говорю с кем-то по телефону.
Все это тянется уже несколько недель, и у меня такое чувство, что весь дом находится под напряжением. Я молюсь, чтобы Нина оставила меня в покое, но моя просьба к Небесам звучит в высшей степени нелепо: мы с ней не видимся, и на самом деле она не вторгается в мою жизнь.
Проблема во мне: я знаю, что Нина где-то рядом, и это сводит меня с ума.
Как мне быть? Съехать от Элькина я не могу, равно как и запретить Нине появляться в «Московской саванне». Единственное, что я в состоянии сделать, это попросить Галю, чтобы она забирала моего ребенка к себе, пока я хожу на встречи и заседания. Так Китти, по крайней мере, не встретится с Ниной.
Тата, конечно, дурно влияет на нее, но мне приходится выбирать меньшее из двух зол.
Глава 16. Разгром
Вожатый Вадик пообещал Тате, что если она станет активной общественницей, летом ее примут в пионеры и возьмут в туристический поход.
Тата сроду нигде не была, кроме Москвы, да и то только там, куда можно было дойти пешком – мать не давала ей денег на трамвай.
А туристический поход – это целое путешествие! Сначала все садятся в грузовик с открытым кузовом, потом с песнями едут по улицам, а потом идут с рюкзаками в неведомые дали – может, до самых Мытищ.
Тата заранее изнывала от нетерпения и счастья.
Она записалась в тройку по ликвидации неграмотности – вместо мальчика, заболевшего туберкулезом. После уроков члены тройки должны были обходить дома и записывать на курсы Ликбеза тех, кто не умеет читать и писать.
Тата боялась стучаться в чужие квартиры, но врала девчонкам, Джульке и Инессе, что ее колотит не от страха и смущения, а от холода – с утра термометр показывал двадцать градусов мороза.
Шапка у Таты была хорошая, перевязанная из старого свитера, а вот пальтишко было курам на смех – его сделали из плюшевого коврика с белочками, и за этих белочек Тату нещадно дразнили.
Рейд с самого начала не задался: в одном доме их обругали матом; в другой они не попали, потому что во дворе была злая собака; а в третьем домработница велела им подождать, пока она сбегает в нефтелавку, и они два часа зря просидели на лестнице.
Когда домработница вернулась, к ней пришел пожарный, и эти развратники прямо при детях начали целоваться.
Джулька ткнула Тату в бок:
– Скажи им что-нибудь!
– Знаете ли вы, что в двадцатом году на тысячу человек у нас было 645 неграмотных? – запинаясь, произнесла Тата. – А сейчас только 456!
– Знаете ли вы, где дверь? – притопнул на нее пожарный и выгнал девочек на улицу.
Джулька треснула Тату по голове.
– Все из-за тебя!
Над бульваром сгущались сумерки; из-за деревьев доносились звуки духового оркестра – несмотря на мороз на Чистопрудном катке было полно народу.
– Ну что, идем дальше? – спросила Тата, клацая зубами.
Джулька переглянулась с Инессой.
– Кажется, Дорина говорила, что не боится одна ходить по квартирам. Было дело?
– Было!
– Как «одна»?! – опешила Тата. – Вадик сказал, что мы должны действовать заодно!
– Ей слабо! – презрительно фыркнула Инесса. – Она и в походе небось струсит, а ночью станет проситься к мамочке.
– Я не струшу! Я могу пойти одна!
– А вот мы сейчас и проверим, – пропела Джулька. – Видишь дом с башенкой? Иди и узнай, есть ли там неграмотные жильцы!
Тате ничего не оставалось, как втянуть голову в плечи и поплестись навстречу своей гибели.
У ворот Тату встретил дядька с рыжими усами щеточкой.
– О, я знаю, кто тебе нужен! – сказал он, когда Тата объяснила ему, что ищет неграмотных. – Пойдем, я тебя провожу до подъезда. Поднимайся на второй этаж, и там всего одна квартира – не заблудишься.
Тата чувствовала себя дура-дурой. Хорошо еще у нее была бумажка с речью, которую надиктовала Джулька, – иначе бы Тата не смогла связать двух слов.