Князь Владимир. Книга 1

— Волхвы твердят, — сказал он медленно, — ежели не хочешь умереть от жажды, пей даже из лужи… Теперь знаю, что лишних знаний не бывает. Я мог бы и не запомнить, что Аполлон и Артемида пришли из наших земель, наших лесов… Так мне говорил один дряхлый волхв… Отец их — гиперборей Опис!

Могута подпрыгнул, глаза выпучились. Потом опомнился, покачал головой:

— Пусть даже так, хотя это удивительно… Но здесь этих Аполлонов сотни!.. Статуи, барельефы, горельефы… Почему ты искал под этим страшилищем?

— А наш Аполлон был четвероруким. Страшным и могучим! Таким он и пришел в Грецию. Уже потом отмыли, подстригли, приукрасили… И потихоньку стали изображать только с двумя руками.

Могута развел руками в полном поражении. Злость в его глазах уступила место восхищению:

— Да, ты умен и хитер… Не знаю, кто бы еще сумел вот так. Я ведь уже нанимал других! Они не прошли дальше меня. А я искал годы! Уже Филемут после меня искал десяток лет…

Он протянул руку к ларцу. Крышка приржавела, но замка в дужке не было. Владимир сказал остро:

— Ты даже не спросил, что значат последние слова Филемута! Стареешь, Могута.

Могута задержал руку над крышкой ларца. Глаза расширились:

— Да… Слишком много свалилось на мои плечи сразу. И на мою голову. Я не становлюсь моложе. Что ты ему сказал… о рыбацкой деревне?

— Я не хотел, чтобы он умирал с улыбкой на своей поганой харе.

Могута держал глазами лицо Владимира. Пальцы коснулись крышки ларца, но не открывал, все еще всматривался:

— Да, ты сумел ее погасить сразу… Что это было?

Владимир с трудом оторвал взгляд от крышки ларца:

— Почему ты решил, что ты как трухлявый пень на ветру?

Он помнил, что Могута насчет трухлявости не говорил, но удержаться и не кольнуть было трудно. Могута потемнел, провел кончиками пальцев по крышке, сметая комочки земли. Голос снова стал хриплым, как в прошлый раз:

— Это не твое дело. Когда погиб мой сын…

— Я это знаю, — прервал Владимир без всякого почтения. — Но я узнал еще и то, что когда он ездил с твоим караваном, он всегда останавливался в Либице. Нужно было или не нужно, он всегда торчал там хотя бы неделю. Ты в самом деле пень, если не знал.

Могута нахмурился:

— Что за чушь! Я бы знал.

— Откуда? Он боялся твоего гнева.

— Чушь, — повторил Могута с некоторой неуверенностью, — Я его любил, как никого на свете.

— Нет, — покачал головой Владимир. — Он знал твои планы насчет него, а та женщина была из бедных и простых. И он боялся тебе сказать… В той деревне знали одного Могуту — твоего сына. У него родился сын, но он и тогда смолчал, никак не решался сказать тебе. Ты в самом деле такой зверь? А еще через три месяца он погиб.

Могута смотрел с недоверием, рассерженно, потом в глазах мелькнула отчаянная надежда:

— Ты хочешь сказать, что у меня есть… внук?

Владимир пожал плечами:

— Разве я это хочу сказать? Это я уже сказал. Догадайся теперь, что я хочу сказать.

Могута быстро посмотрел на ларец. Лицо озарилось пониманием:

— Ты хочешь и мою долю за адрес моего внука?

Владимир, который именно это и хотел сказать, посмотрел в лицо старого купца, внезапно качнул головой:

— Не угадал. Ты мне нравишься… а правда, что ты жил на Ляшской улице? Тогда наши дома были рядом. Я ничего за адрес не возьму. Считай это подарком. Но только не внук тебя ждет…

Могута дернулся, глаза расширились в испуге. Надежда сменилась страхом:

— Что? Он тоже погиб?

— Нет, жив и здоров. Только тебя ждет не внук, а… внуки. Второй родился через полгода после гибели твоего сына. И хотя я твоего сына никогда не видел, но глядя на тех парней, я сразу сказал бы, что они твои двойняшки. Только лет на сорок моложе.

Могута схватился за сердце. Мгновение смотрел выпученными глазами на Владимира, затем подхватился и начал торопливо собираться. Владимир выждал нужное время, дернул за рукав и указал на ларец:

— Отдели мою долю. Мне надо возвращаться, иначе меня выгонят со службы.

Могута хлопнул ладонью по крышке ларца, приподнял, заглянул, остро посмотрел в лицо молодого воина:

— Ты даже не просишь увеличить свою долю? За помощь с… этими неприятностями?

— Считай, что я это сделал в свое удовольствие.

— Ты хоть знаешь, сколько здесь?

Владимир сказал дрогнувшим голосом:

— Судя по весу… много. Очень много.

Могута несколько мгновений смотрел неотрывно в побледневшее лицо своего наемника. Внезапно коротко хохотнул:

— Не знаю, от сердца это у тебя… или от великой хитрости. Но я все еще родянин, хоть и ношу крест. Это здесь говорят: стыд не дым, глаза не выест! Но я не могу позволить, чтобы мне, славному и гордому Могуте делал подарки бедный этериот, а я в ответ только сопел да кланялся. И богател, теряя совесть и честь. Бери этот ларец себе. А также тот металл и камешки, что внутри…

Он сказал как можно небрежнее, но Владимир видел, что купец раздувается от гордости. Вот так одним жестом подарить целое состояние, этим можно гордиться и хвастаться всю жизнь. И радости от такого жеста больше, чем от ста тысяч таких ларцов!

Глава 43