— Кто-то смог, — хмуро подытожил Феодорлих. Поколебать его уверенность в этом было невозможно. — Я хочу знать, кто. И где сейчас этот человек. Но ещё больше меня интересует не он сам, а украденное им.
— Боюсь, нам ничем вам помочь, ваше величество, — с подобающей почтительностью, но и с твёрдостью в голосе произнёс Бельгутай.
В факельном свете видно было, как на скулах императора заиграли желваки. Бельгутай не мог этого не замечать.
— Я не знаю, кто проник в вашу крепость, — спокойно продолжал ханский посол. Тимофей так же спокойно переводил. — Но я точно знаю, что это был не мой человек. Я ещё раз повторяю, все мои люди…
— Вам знакомо это, посол? — Феодорлих, не дослушав, извлёк из седельной сумы странный предмет.
«Это» оказалось небольшим кинжалом с прямым клинком и изогнутым крюком-когтем, скованными воедино. На рукояти болтался обрывок чёрной верёвки.
Император швырнул кинжал к ногам Бельгутая.
— Вы сами ловко управлялись на ристалище крюкастым копьём, — Феодорлих не отводил глаз от лица татарского нойона. — Так, может быть, кто-то из ваших воинов в совершенстве владеет и этим оружием? А ещё — вот этим?
Рука Феодорлиха вновь скрылась в суме. Император с величайшей осторожностью достал ещё более диковинную вещицу. Перед Бельгутаем и Тимофеем упала плоская остроконечная звёздочка — чёрная, с отверстием посредине, с заточенными гранями по краям.
— И пользуется этим?
В землю воткнулся железный «ёж», щетинившийся острыми шипами. Маленький, неприметный — такие, наверное, удобно прятать при себе, — но способный пропороть толстую подошву и поранить ногу.
— И этим?
Две небольшие обгоревшие деревянные трубки, брошенные императором, откатились в сторону. Даже на расстоянии Тимофей почувствовал исходивший от них неприятный запах.
Бельгутай молчал, ничем не выказывая того, что узнает предъявленные предметы. Впрочем, в том, что он их не узнает, Тимофей сейчас не был уверен тоже.
— Поймите, посол, — устало вздохнул Феодорлих. — Вторжение в мой замок и совершённая там кража будут дорого стоить и вам, и вашим людям, вне зависимости от того, причастны вы к случившемуся или нет. Лёгкой смерти я не обещаю никому.
— … в общем, нам не дадут умереть легко и быстро, — закончил перевод Тимофей.
Степняк пожал плечами.
— Тот, кто осмелится поднять руку на посланцев Великого хана, не обретёт в итоге ничего, кроме собственной смерти, — спокойно и миролюбиво, без намёка на угрозу, а, скорее, даже с искренним сочувствием в голосе, произнёс Бельгутай.
На груди степняка поблёскивала охранная пайзца.
Тимофей постарался передать Феодорлиху не только смысл сказанного, но и каждую нотку, прозвучавшую в ответе нойона.
Латиняне поняли. Дёрнулись было телохранители императора, однако Феодорлих едва уловимым движением руки остановил ретивую стражу. Он долго смотрел на посла и толмача. Затем заговорил снова:
— Вы оба либо отчаянно смелы, либо безрассудны до неприличия, либо попросту глупы. Но я хочу, чтобы вы усвоили одно: войны с Огадаем я не боюсь. Хотя бы по той причине, что её не избежать — об этом хорошо известно и вам, и мне. А бояться неизбежного бессмысленно. Вот только, чтобы успешно противостоять хану, мне необходимо вернуть похищенную Реликвию. Как видите, у меня не остаётся выбора, и я не остановлюсь ни перед чем. Все дороги перекрыты. Вы полностью в моей власти. Ваш лагерь окружён, а то, что я ищу, наверняка оказаться здесь.
— Ваше величество… — начал, было, Бельгутай, но Феодорлих не стал дожидаться ни окончания фразы, ни перевода.
— Возможно, вам действительно ничего не известно, — вяло отмахнулся император. — Возможно, кто-то из ваших людей ведёт свою игру втайне от вас. Но это ничего не меняет. Ровным счётом ничего. Ваша миссия закончена, посол.
Повернув голову, Феодорлих бросил через плечо:
— Татар разоружить. Лагерь обыскать. Кто вздумает сопротивляться — рубить на месте. Прочих вязать и тащить сюда. Михель, ты знаешь, о чём спрашивать и что искать. Начинайте…
Однако, прежде чем латиняне приступили к выполнению императорского приказа, Бельгутай взмахнул рукой, отдавая свой — краткий и безмолвный.
Это был оговорённый заранее знак. Сигнал к бою.
За приподнятым пологом Бельгутаева шатра гулко и раскатисто ударил барабан. Затаившийся лагерь вмиг ожил и преобразился. Из палаток выскакивали воины, уже облачённые в доспехи и с оружием в руках. Одни степняки натягивали луки, другие бежали к осёдланным лошадям. Суета была деловитой, а действия нукеров — продуманными. Каждый знал своё место и своё дело. Каждый выполнял, что ему было поручено.
Воздух наполнился свистом стрел. Послышались вскрики раненых и стоны умирающих. Стрелять сейчас было удобнее из лагеря. Костры, грамотно разложенные по краю куреня, хорошо освещали строй рыцарей и кнехтов и слепили латинянских арбалетчиков.