Князь-волхв

Арбалетчики, выстроившиеся у огней посольского стана, держали заряженные самострелы наизготовку. За линией стрелков выжидала конница. Немецкие лошади фыркали и рыли копытами землю. За всадниками располагалась пехота. Колышущаяся стена пик закрывала татарам дорогу к бегству.

Вряд ли удастся прорваться через такое окружение, — трезво оценил ситуацию Тимофей. И едва ли возможно сейчас причинить императору вред. Если конечно, у татар нет в запасе какой-то особенной хитрости. Тимофей покосился на посла-нойона: от этих кочевников всего можно ожидать.

Бельгутай встретил императора перед своим шатром. Тимофей стоял справа от ханского посла. Позади, у коновязи, два неподвижных факельщика разгоняли огнями сгущающиеся вечерние сумерки. Пламя они держали прямо перед собой, закрывая лица от пристального взгляда Михеля. Это могло быть случайностью, а могло и не быть. Больше татарских воинов поблизости видно не было.

И посол, и толмач, и оба нукера с факелами дожидались незваных гостей без оружия — так распорядился Бельгутай. Да что там оружие! Как ни присматривался Тимофей, он не заметил ни у кого каких-либо подручных предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия. Ну, разве что на шее нойона болталась увесистая золотая пайзца, да пояса факельщиков оттягивали небольшие мешочки-кошели, в которые дозорные обычно клали просяные лепёшки, если предстояло долгое бессменное дежурство. Но в такой мешочек не спрятать ничего страшнее камня. А какой вред может причинить булыжник закованному в латы рыцарю?

Бельгутай и Тимофей двинулись навстречу Феодорлиху, чтобы надлежащим образом поприветствовать императора, но были остановлены предупреждающим окриком и полудюжиной копий, направленных в лицо и грудь. Им запрещали подходить близко. Им открыто угрожали.

После этого пустую вежливость можно было отринуть и говорить по существу.

— Что происходит, ваше величество? — спросил Бельгутай, едва не упёршись грудью в острые наконечники.

Тимофей перевёл вопрос нойона, стараясь не обращать внимания на маячившую перед глазами сталь и настырное давление чёрных глаз Михеля, глядевшего из-за императорского плеча.

— Ничего особенного, — мирно, почти дружелюбно ответил Феодорлих. — Я всего лишь хочу вернуть принадлежащее мне.

Бельгутай выслушал перевод, нахмурился.

— Вы в чём-то нас подозреваете?

Ответ прозвучал не сразу. Видимо, император что-то взвешивал на незримых весах, о чём-то раздумывал, что-то решал.

— Лично вас — нет, — наконец, заговорил он. — Пока нет. Но у меня имеются основания полагать, что вместе с вашим посольством в мои земли прибыл злоумышленник, который прошлой ночью проник в Вебелинг и забрал одну ценную… очень ценную и дорогую для меня вещь.

Кажется, Феодорлих решил говорить прямо и откровенно, однако его слова ясности пока не вносили.

— Что забрал? — Тимофей позволил себе самостоятельное уточнение. — Какую вещь?

— Некую Реликвию — глаза Феодорлиха внимательно следили за послом и толмачом. Взгляд Михеля, казалось, вовсе просверливал их насквозь. — Чёрные Мощи. Не слыхали о таких?

В голове Тимофея звякнул колокольчик. Да чего там — целый колокол загудел. Припомнилось, как Бельгутай после аудиенции в императорском шатре случайно, а может быть, и нет, упомянул о некоей Чёрной Кости. Уж, не о ней ли идёт речь?

— Я ничего не скрываю, потому что не вижу в этом нужды, — продолжал Феодорлих. — Тот, кто похитил Чёрные Мощи, знает об их похищении. Кто не знает — скоро догадается. И всё же я надеюсь вернуть украденное. И от того, удастся ли мне это, напрямую зависит ваша судьба.

Стараясь скрыть волнение и собраться с мыслями, Тимофей перевёл слова императора.

* * *

Видимо, похищение таинственных Мощей оказалось неожиданной новостью для посла. И притом, новостью важной. Глаза Бельгутая обратились в две непроницаемые щёлки.

— Почему вы решили, ваше величество, что именно мой человек повинен в столь постыдном деянии, как воровство? — спросил посол.

— Потому что именно вашего человека, воровским способом пробравшегося в мой замок, видели мои люди, — таков был ответ императора.

— Они могли ошибиться…

Тимофей переводил вопросы и ответы, запоминая каждое слово.

— Не могли. Вор носил чёрные одежды и прятал лицо под маской. Однако одежда не укрыла его в ночи, а маска была сорвана.

— И что? — Бельгутай держался хорошо. Он не оправдывался и не спасал свою жизнь. Сейчас он просто добывал информацию, которая могла оказаться полезной. — Чьё лицо пряталось под маской?

— Откуда мне знать, — поморщился Феодорлих. — Таких лиц много в вашем стане, посол. Среди добрых католиков людей с такими лицами нет.

Бельгутай покачал головой.

— Это невозможно. Мои люди всегда при мне. И днём, и ночью. И этой ночью, и прошлой, и позапрошлой. Они не отлучались из лагеря. Да и вряд ли смогли бы. Незамеченными…

Бельгутай многозначительно покосился на императорских рыцарей.

Тимофей переводил. Он говорил и за ханского посла, и за императора, стараясь не привлекать внимания к себе. Тимофей был эхом чужих речей. Но эхом, впитывающим и сохраняющим в себе всё сказанное и всё услышанное.