Поколебавшись мгновение, Кирилл помчался вниз по монастырской улочке. С ноги его тут же свалился коротко обрезанный больничный валенок. Он зарычал, взбрыкнул на бегу, сбрасывая оставшийся. Босиком получилось намного удобнее и быстрее.
У главных ворот обители было людно – народ из окрестных деревень уже помаленьку стекался ко всенощной. Вылетев на привратную площадь, Кирилл завертел головой по сторонам. На него ответно поглядывали: кто с простодушным любопытством, кто с изрядным удивлением или даже оторопью. Детвора помельче безмятежно тыкала в его сторону пальцами и громко спрашивала о чем-то у своих матерей. Девицы постарше благопристойно отводили глаза, прыская в ладошки. Кирилл опять зарычал, ударил себя кулаком по лбу. Потом еще раз и еще. Немного полегчало. Круто развернувшись, потопал назад.
– Келейника Илию сюда, – сказал он брату Луке уже почти спокойно, – а я тем временем всех прочих сидельцев обойду.
– Я успел обойти, княже, – ответил тот тихо и почему-то виновато. – Лекарство-то свое выпей, не простыло еще, слава Богу.
Кирилл угрюмо кивнул и принялся разматывать шерстяную ткань, заботливо наверченную Лукою вокруг толстостенной глиняной кружки с крышкой.
Вместе с братом Илией появился отец Варнава. Внимательно выслушал сбивчивый рассказ, изредка кивая или хмурясь.
– И ведь я ну ничегошеньки не почуял, отче, – завершил Кирилл с сердитым раскаянием. – Запоздай Лука еще хоть на самую малость... И догнать не смог – ускользнул-таки поганец, просто как сквозь землю провалился.
– Не казни себя, сыне. Скорее всего, то такой же раб чужой воли был, как и мастер Витигост. О подобных сказано: «не ведают, что творят». Он мог и вовсе не знать, какого рода зелье передает. Но о последнем мы лучше отца Паисия расспросим.
– Разберусь, отче, – сумрачно отозвался подошедший тем временем лекарь. Он взял с поставца кувшинчик и осторожно поводил им перед своим длинным тонким носом:
– Не пахнет ничем – похоже на сандарак. Точнее смогу сказать, когда исследую. Послушникам своим да сидельцам отныне лекарства буду передавать запечатанными печатью моею. Я и ранее не позволял им принимать что-либо от сторонних посланцев, теперь же воспрещу строжайше.
– Решение разумное, отец Паисий. Да только боюсь, что в дальнейшем эти неведомые составители снадобий по-иному действовать станут.
– В прочие келии ничего передано не было, отче, – сообщил лекарь. – Лишь князю да десятнику его.
Отец Варнава оборотился к келейнику:
– В палатах настоятельских подготовить одну из гостевых келий. Пребывать при князе неотлучно благословляю брата Иова. И пусть из послушников своих выберет кого-то да приставит к десятнику Залате.
Он перевел взгляд на Кирилла:
– Начинай собираться, княже.
Можно было вытянуть руку и коснуться кончиками пальцев купола неба. А если поднатужиться и еще немного повернуть голову, то становилась видимой та линия, где он смыкался с землей. Оказывается, истиной все-таки являлись древние мифы, а его учители ошибались. Кирилл понял, что ему следовало бы удивиться, но сил для этого не хватало. Видимо, они просто кончились, ибо он достиг края земли.
«А на краю земли кончается и жизнь человечья, – подумалось рассудительно. – Стало быть, если я притронусь к своду небесному, то тут же и умру».
Это неспешно вызревшее умозаключение ему почему-то очень понравилось и немедленно отозвалось разлившимся по всему телу теплым умиротворением.
– Он скоро будет готов, – сказали где-то там, в неведомой выси.
«Конечно, – мысленно согласился Кирилл в ответ. – Ведь я же пока не коснулся небес».
Вокруг него маслянисто заколыхались волны странных вод. Возможно, это была та самая мифическая река Гиносс, которая ведет исток свой от склонов великой Суть-горы в центре мира и омывает собою всю Экумену. Рядом из ниоткуда стали медленно-медленно падать в воду зеленые ягоды шиповника. Брызги от них плавно раскрывались подобно лепесткам цветов.
«Откуда здесь и сейчас шиповник – ведь это будет далеко потом?» – успел составить тяжелую неуклюжую мысль Кирилл.
– С пробуждением, княже! – стоя к нему обнаженной спиною у окна, произнес брат Иов. Он сделал несколько сложных круговых движений руками – судя по всему, завершая какое-то упражнение – и только тогда обернулся.
– И тебя с добрым утром… – Кирилл помотал головой, словно вытряхивал из нее потускневшие остатки сновидений. Хмуро потянулся.
– Не пожелаешь ли немного побегать со мною? – спросил инок, надевая небеленую полотняную рубаху. – Для пущей бодрости телесной и духовной.
– Нет. Не хочу.
– Значит, побегаешь нехотя.
Он подпоясался грубым шнурком и гостеприимно указал на дверь:
– Милости просим!
С нескрываемой тяготой спустившись по лестнице и сойдя с крыльца, Кирилл подчеркнуто бодро затрусил вниз по улочке.
– До ворот обители – шагом, – осадил его голос сзади. – Сейчас мы не ловим лиходея.
Приостановившись, Кирилл покосился через плечо на непроницаемое лицо брата Иова и решил промолчать.