– Ведь совсем еще юнак, – проговорил лекарь, горестно качая головою вслед Кириллу, – а мы на него – такую ношу в одночасье. Ты-то как, отец игумен?
– А ты подумай.
– И то верно… «Да отвержется себе и возьмет крест свой». Ох Вук, Вук…
От задней калитки в монастырской стене по крутому склону горы сбегала вниз тропинка, вымощенная сосновыми торцами. В долине среди зарослей молодого краснотала, кустов шиповника и старых ракит изгибалась полудугой, ныряя затем в соседний лес, речушка. Кирилл по лугу вышел к берегу, замедляя шаг, поднял к солнцу невидящие глаза. Затем внутри него что-то окончательно сломалось, отчего он рухнул ничком в густую траву. Горе и накопившаяся тяжесть последних дней хлынули наружу вместе со слезами.
Время в задумчивости постояло над ним, обошло осторожно и отправилось дальше по своим делам.
А вокруг всё так же густо гудели шмели над цветами клевера и кашки, стрекотали кузнечики да изредка всплескивала рыба у переката. Тени от ракит на противоположной стороне успели незаметно перебраться через реку и уже помаленьку выползали на берег. С горы донеслись первые звуки колокольного трезвона, напоминающего о близкой вечерне.
Кирилл наконец очнулся, кое-как вытер липкое припухшее лицо в багровых отпечатках травяных стеблей. Сел, обхватив колени руками и бездумно щурясь вдаль. Что-то вдруг легонько ударило его по спине. Чуть позже чиркнуло по макушке, а рядом плюхнулась в воду зеленая ягода шиповника. Он хмуро покосился через плечо: ветви ближнего куста качнулись, за ним кто-то тихонько хихикнул. Кирилл отвернулся и стал наблюдать за водомерками, дергано снующими туда-сюда по речной поверхности. В затылок опять что-то тюкнулось. Он сорвал травинку, неспешно очистил да принялся покусывать ее белесое сладковатое основание.
– Ты кто? – не выдержав, пискнул невидимка.
– Дед Пихто… – буркнул Кирилл, длинно сплевывая и стараясь угодить в чинно проплывавшего мимо него на спине большого жука.
– А отчего ты, дедушко, плакал? Кто тебя, старенького, обидел? – заметно приблизившись, пропел за спиной участливый голосок.
Кирилл обернулся. Светловолосая большеглазая девчонка лет тринадцати-четырнадцати ехидно ухмылялась, подбоченясь, и подбрасывала в горсти незрелые плоды шиповника.
– То не твоя печаль. А ты кто такая?
– Я – своих сестриц сестра да отца с матерью дочка, да деда с бабкою внучка.
– И звать тебя – Жучка.
– Жил на свете дед Пихто, безголовый – ну и что? Меня-то Виданою зовут. А ты, дед Пихто, из этих самых – как их там – послушников монастырских будешь? Верно, дед Пихто?
– Ну довольно уже тебе, довольно! Вот ведь заладила… Ягдар мое имя.
– Да я б не продолжала, если бы ты первым не начал.
Она выбросила ягоды в воду, отряхнула ладошки и преспокойно уселась почти рядышком, деловито оправив вокруг себя отороченный красной каймой подол белого сарафана. Вздохнула:
– Ох и скучный же вы народец там, наверху! А еще примечала я не раз, что девок с бабами избегаете всяко, вроде как побаиваетесь, что ли. Даже глаза норовите быстренько-быстренько отвести. Вот любопытно: отчего так? Неужто всех вас прежде матери, жены и старшие сестрицы либо пугали чем-то, либо даже поколачивали крепенько? А меня ты не боишься?
– Так ведь никакой я не послушник, – сказал Кирилл сиплым и чужим голосом. – Неужто не разглядела толком? Имя-то свое помню, а вот кто таков на самом деле да откуда взялся тут – того не ведаю. Выходит, это тебе, девонька, черед пришел бояться. Гы-ы-ы...
Он оскалился, медленно потянул по направлению к девчонке руки, пошевеливая хищно скрюченными пальцами. Видана с визгом вскочила и резво отпрыгнула в сторону.
Кирилл фыркнул. Рывком поднялся на ноги, подошел к самому краешку воды. Согнувшись, несколько раз зачерпнул сложенными вместе ладонями и напился. С удовлетворением крякнул, принялся обстоятельно умываться. Внезапно ощутил пониже спины основательный пинок, потерял равновесие и ничком свалился в реку, больно ударившись об острые ребра камней на мелководье. За его спиной раздалось ликующее уханье и хлопанье в ладоши. Он встал, оторопело оглядел кровоточащие ссадины на руках. Взметая брызги, бросился к берегу:
– Ах ты, поганка этакая…
Поганка заверещала и, подхватив подол сарафана, припустила в сторону недальнего леса. Плотоядно чавкая сапогами, мокрый и злой Кирилл помчался за нею. Грязные пятки мелькали впереди, удаляясь очень быстро.
На краю залитой предвечерним солнцем опушки в тени дубов возник из ниоткуда русый короткобородый средовек, руки которого были покойно сложены на груди. За устремленной к нему погоней он наблюдал с совершенной невозмутимостью и некоторой заинтересованностью. Добежав, пакостная девчонка проворно нырнула за его спину и уже оттуда торжествующе показала язык. Кирилл захотел было повернуть назад, но устыдился и раздумал. Тяжело переводя дыхание, понемногу перешел на шаг. Приблизился, ощущая, что лицо перестает повиноваться ему, неуклюже склонил голову:
– Ягдар мое имя. Здравия и долголетия!
С кончика носа сорвалась, упала в пыль большая капля. Кирилл потерянно вздохнул.