Княжич, князь

Кирилл поднес кружку к носу, понюхал. По его лицу нельзя было разобрать, каковым являлся запах в действительности. С безразличной послушностью проглотил содержимое и спросил столь же безразлично:

– Что за гости такие?

– Давние добрые друзья мои. И помощь твоя опять понадобится – не сегодня, понятное дело. Уж прости, что не даю тебе с горем своим наедине побыть.

– Я так разумею, желательно с тем убийцей до конца разобраться? Отче, но ведь горе мое ни завтра, ни позже горем быть не перестанет. Если надобно сейчас – значит, идемте.

Он поднялся.

– Да… Весь ты в отца своего, – проговорил отец Варнава, поднимаясь следом и окидывая его каким-то новым взглядом.

Что-то необычное, не виданное доселе, и мелькало в глазах галерейных послушников, и ощущалось в их навычных поклонах. То же самое Кирилл приметил у братий, встреченных во дворе да по пути. Смутно догадываясь, что сегодня это отчего-то адресуется по большей части не настоятелю, а именно ему, он начал испытывать глухое раздражение.

– Не надо, сыне, – вполголоса и мягко попросил отец Варнава.

– Вы о чем, отче?

– Сердиться не надо – я же все вижу. Это всего лишь сочувствие тебе. Обыкновенное человеческое сочувствие. Ты просто еще не терял никого, поэтому и непривычно.

Когда Кирилл стал подниматься по ступеням приюта, ему показалось, что последний раз он был здесь не позавчера, а по меньшей мере седмицу тому. У двери уже поджидали келейник с братом Иовом.

– Здравствовать тебе, мастер Витигост! – заговорил отец Варнава, входя вслед за ними в келию и решительным движением ладони тут же показывая, что вставать не требуется. – Хоть и просил ты тогда: «Не надобно меня ко княжичу», а все-таки придется, уж не обессудь.

– Да мы-то что? Мы же с полным разумением нашим, господин игумен Варнава!

– Это славно, что есть разумение. Приступай, княже.

При последнем слове почтительное выражение лица мастера Витигоста усугубилось, смешавшись с непониманием. Он ёрзнул плечами, неловко поклонившись Кириллу, и опять попытался приподняться.

– Может, ему все-таки лучше встать – или как? – спросил настоятель.

– Да пусть сидит – разницы нет. А ты, человече добрый, сейчас мысленно представь, будто руку мне протягиваешь дружелюбно. Можешь и в самом деле так поступить, тогда нам обоим еще легче будет. Не бойся – ничего злого я не привнесу. Ну, если не считать того зла, что уже есть в тебе, – добавил он, не сдержавшись и закрывая глаза. Отец Варнава неодобрительно повел головой, однако смолчал. – Вот так, хорошо, хорошо… Спасибо.

В наступившей тишине слышалось только, как раз за разом вздыхает да гулко сглатывает напряженный мастер Витигост.

Открыв глаза, Кирилл проговорил удивленно:

– Ничего не понимаю, отче! Убийца в нем – будто новорожденный, будто из ниоткуда вдруг возник. У него – как бы это сказать? – нет никакого прошлого. Да. Вообще никакого. Э… Что-то плохо я объясняю, но по-другому не могу…

Обозначилась пауза. Настоятель безмолвно ожидал продолжения.

– Ага. Так вот. До ярмарки той – обычный человек. Семьей обзавелся, трудолюбивый – как-никак в мастера же вышел. Не без греха, конечно: когда его жена младшего сына в утробе носила, он старшего с обозом отправил, а сам к своей молодой снохе…

– Дальше о том не продолжай, яви милость.

– Э… Разумею, отче. Простите. Что-то с ним на этой самой ярмарке произошло. После того – словно в совсем другой разум смотрю. Кто дал гранец и денег? Зачем купца надо было убивать? Не вижу, не вижу. И не оттого, что затворяется он от меня – нет об этом в его памяти ничегошеньки. Пусто там. Пусто и чисто, будто вымел кто-то.

– Будто вымел кто-то… – в задумчивости повторил отец Варнава. – Вот оно как.

– А дознались ли, кто таков убитый-то?

– Пока что нет. Имени своего он не называл никому. Впрочем, это обычное дело в любой обители.

Настоятель замолчал, рассеянно посмотрев на горемычного бочара. Он тут же поклонился с угловатой угодливостью и спросил робко:

– Господин игумен Варнава, а дальше-то что со мною будет?

– Закон ведаешь?

Мастер Витигост то ли неуклюже пожал плечами, то ли опять поклонился.

– Как и всякий свободный славéнин, в случаях… (отец Варнава помедлил, подбирая щадящее определение) такого рода волен ты выбирать меж судом княжьим и духовным. А поскольку исповедуешь Древлеверие, стало быть, нашему церковному суду не подлежишь. Дальше тебе решать.

– Тогда Старейшинам дайте знать, господин игумен Варнава.

– Хорошо. Твое слово прозвучало, мастер Витигост. При свидетелях. Пойдем, княже.

На выходе обнаружилось, что навстречу им поднимался по ступеням крыльца отец Паисий:

– А вот и вы… Отец игумен, десятник Залата пришел в себя. Говорит разумно, поесть попросил.

– Вот и добрые вести. Сегодня же навестим его.

– С убийцей что-то разъяснилось?

– Мастера трудились над мастером Витигостом, – сказал отец Варнава не совсем понятно. – Никаких концов не сыскать. Давай о том чуть позже. А тебе, сыне, теперь следовало бы одному побыть. Не прекословь, Бога ради, – считай, что благословение или даже наказ получил. Ступай, ступай.