Княжна Дубровина

— Наврно, папочка говорилъ мн, что въ семнадцать или восемнадцать лтъ ты даже имешь, по законамъ, право жить съ тми родными, съ которыми хочешь, но объ этомъ думать нечего, теб здсь жить не пригодно, а пріхать погостить, прізжай, было бы даже не хорошо съ твоей стороны еслибы ты не навстила насъ, особенно папочку, и забыла бы, какъ онъ любитъ тебя!

— Я не могу забыть васъ! воскликнула Анюта, и переходя отъ горя къ радости прибавила съ увлеченіемъ, — я ворочусь сюда къ вамъ, и не гостить, а жить! что бы ты Маша не говорила, я хочу жить съ вами, не гостить а жить хочу, непремнно. Семнадцати лтъ — мн до семнадцати осталось пять лтъ, пять лтъ, это ужасно! повторила она и глаза ея опять отуманились.

— Ну, полно, Анюта, сказала Маша, — пять лтъ пройдутъ скорехонько. Черезъ четыре года Митя прідетъ въ Москву, поступитъ въ Университетъ и часто, слышишь ли, очень часто будетъ навщать тебя.

Въ день отъзда Долинскіе пригласили священника и просили его отслужить напутственный молебенъ, папочка взялъ Анюту за руку и сказалъ:

— Мы будемъ молиться, молись и ты, чтобы Господь направилъ тебя на путь истинный и помогъ теб, когда ты достигнешь совершенныхъ лтъ, распоряжаться своимъ богатствомъ на добро, на пользу, на всякое благое дло, а не на свои прихоти, не на одну себя, помни, не на одну себя. Болышія деньги искушеніе и испытаніе, которое Господь посылаетъ. Сердце у тебя доброе, но этого мало. Испытаніе — подвигъ. Чтобы совершить его и выйти изъ него побдительно надо быть вполн христіанкой и думать о душ своей и о другихъ, а не о прихотяхъ, затяхъ и всякой роскоши. Великій грхъ тратить свои деньги суетно. Не будь горда, ты жила въ скромной дол, умй жить въ знатности, будь смиренна сердцемъ и благодари Бога всегда и за все. Насъ не забывай и помни любовь нашу и наши наставленія.

— О папочка! папочка! я возвращусь къ вамъ, когда буду большая. Непремнно возвращусь.

— Ну это какъ Богъ велитъ! твоя судьба иная, твоя дорога не наша. Большому кораблю большое и плаваніе. Господь благослови тебя на все хорошее.

Онъ взялъ ее за руку и вывелъ въ столовую.

— Благословите ее, сказалъ онъ старому священнику, — на новую жизнь, на добрую жизнь.

Священникъ благословилъ Анюту и началъ служить молебенъ. Вс дти, папочка и Маша стали на колна и вс молились за Анюту, и не одна слеза скатилась въ этой молитв.

Священникъ ушелъ, сказавъ нсколько напутственныхъ словъ Анют. Вс сли въ гостиной, даже Дарья-няня присла у двери, а маменька, пришедшая къ началу молебна, пріодтая въ лучшее платье и въ праздничный чепецъ, помстилась на диван; по старымъ щекамъ ея текли слезы. Вс молчали. Папочка, перекрестясь, всталъ. Началось прощаніе, прощаніе жестокое, душу терзавшее. Папочка не могъ его вынести. Онъ схватилъ Анюту и почти силой вывелъ ее изъ дому, посадилъ въ бричку, а самъ слъ съ ней рядомъ.

— Съ Богомъ, сказалъ онъ кучеру отрывисто и громко.

Почтовыя лошади, подымая пыль на улиц, покатили дребежжавшую старую бричку. Анюта высунулась изъ-за поднятаго верха брички и еще разъ увидла сквозь пыль и свои заплаканные глаза Машу съ платкомъ на глазахъ и сестеръ, и братьевъ горько плакавшихъ, и всхъ домашнихъ, и Дарью-няню, и Мару, и маменьку. Маменька крестила ее издали и вдругъ вс они при поворот улицы исчезли изъ ея глазъ. Она стремительно откинулась въ задокъ брички восклицая:

— Папочка! папочка!

Онъ обнялъ ее и прижалъ къ сердцу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I

— Гляди, Анюта, гляди же! Москва, Москва! говорилъ папочка всматриваясь съ любовію на великій городъ земли Русской. Москва раскинувшаяся на семи холмахъ, въ туман позлащенномъ заходящимъ солнцемъ, обвитая его прозрачною какъ дымка мглой, широкая и необъятная Москва явилась взорамъ Анюты. Золотыя главы ея безчисленныхъ церквей смло летли вверхъ блистая въ лучахъ еще не совсмъ скрывшагося солнца, разноцвтныя крыши ея пестрли, а на темно-зеленыхъ садахъ ея рзко отдлялись блыя очертанія барскихъ домовъ-дворцовъ. А надъ широкою Москвой царилъ высоко стоящій Кремль со своими древними соборами, зубчатыми причудливыми башнями и стнами, съ громаднымъ дворцомъ Царей. Лучи солнца играли на золотой крыш дворца и зажгли на ней переливчатые огни. Тонкій силуэтъ Ивана Великаго взлетвъ вверхъ какъ стрла словно застылъ и окаменлъ въ голубомъ неб и стоялъ онъ надъ Кремлемъ какъ витязь, сторожа эту святыню родной земли.

— Москва, мать наша, столица Русская, сказалъ папочка съ восторгомъ; онъ любилъ Москву, онъ говорилъ, она — сердце Россіи; въ ней онъ родился, въ ней учился, въ ней любилъ мать свою и въ ней похоронилъ ее. Анюта, не видавшая ничего кром К* и сохранившая о Кавказ смутныя воспоминанія, совершенно забывшая о своемъ краткомъ жить въ Москв, глядла во вс глаза и раздляла восторгъ папочки. Москва, действительно, является во всемъ своемъ царственномъ величіи съ Поклонной горы, спускаясь съ которой подъзжаютъ къ Калужской застав. Съ этой горы, съ этой заставы увидли ее впервые очарованные воины Наполеона, пришедшіе въ нее искать своей погибели.