Княжна Дубровина

Въ продолженіе этихъ трехъ дней миссъ Джемсъ чувствовала наплывъ такой любви къ Анют, который удивилъ ее самое. Она вдругъ оцнила ее. Эта замкнутая, часто тоскующая или слишкомъ серьезная для своихъ лтъ двушка, вдругъ разцвла, стала весела, крайне ласкова, порхала какъ бабочка, щебетала какъ птичка, и вмсто того, чтобы чваниться своимъ положеніемъ и богатствомъ, всячески старалась показать, что она дорожитъ имъ для семьи своей и на первомъ мст устраиваетъ своего дядю — отца. А между тмъ, когда надо было принимать, какъ эта двушка длала все привтливо, достойно! Англичанка была въ восторг отъ своей воспитанницы и сама умла занять слдующее ей мсто. Она поняла свое положеніе и вела себя съ умомъ и тактомъ.

Время не шло, а летло. Мсяцъ прошелъ для Анюты, какъ одинъ день. Она жила точно въ волшебномъ замк. Удовольствія смняли одно другое. Анюта училась у опытнаго берейтора здить верхомъ, онъ же училъ Митю и Ваню. Однажды Анюта приказала привести изъ конюшни трехъ верховыхъ, большаго роста лошадей, вышла съ обоими братьями на широкій дворъ и сказала:

— Это Мышенокъ для меня, Лихачь для Мити и Мальчикъ для Вани. Помните, это еще ршено было въ К* за день до моего отъзда.

— Какъ? Ты не забыла этого, Анюта?

— Ничего я не забыла; какъ могла я забыть какъ мы жили, что думали и чего желали?

— Но разв ты не находишь, что такую огромную лошадь назвать Мышенкомъ смшно, а другую Мальчикомъ ужь черезчуръ глупо, сказалъ Митя.

— Называйте своихъ лошадей, какъ хотите, но моя лошадь останется Мышенкомъ, а мн все равно, если будутъ смяться.

— И я также, сказалъ Ваня, — моя останется Мальчикомъ. Положимъ имя не изъ щегольскихъ, но это мечты нашего дтства, которыя теперь, благодаря Анют, осуществились, и я въ память этого дорогаго прошлаго оставляю за моею лошадью это имя.

И вотъ стали они здить каждый день; здили всюду, и по полямъ, и по лсамъ, и по оврагамъ, заросшимъ зеленью. Часто здили они пить чай въ лсъ и возвращались поздно со смхомъ и пснями, какъ въ К*. Анюта пла прелестно, у ней былъ сильный сопрано, и въ хор звонкій ея голосъ лился и оглашалъ вечерній воздухъ, простою, но дорогою ея сердцу русскою пснью. Какъ въ дтств она пла:

Ахъ по морю, ахъ по морю,
Ахъ по морю, морю синему.

Немного заунывный напвъ этой псни не гармонировалъ вполн съ радостными веселыми нотами и сіяющимъ выраженіемъ ея прекраснаго личика. Жизнь текла согласная, веселая, шумная, ибо вс они были молоды, да и старшіе не слишкомъ стары. Маш минуло тридцать пять лтъ, а папочк, еще очень моложавому, стукнуло только пятьдесятъ пять лтъ. Вскор прибавились къ ихъ семейному кругу новыя лица. Они познакомились съ сосдями, которыхъ Анюта и прежде видала въ Москв. и наконецъ Анюта имла удовольствіе увидть у себя своихъ пріятельницъ Блорцкихъ, которыхъ пригласила погостить. Он пріхали съ матерью на дв недли и имъ отвели одинъ изъ флигелей. Блорцкіе и Митя однажды вспомнили о Томскихъ и Новицкомъ, съ которыми Митя былъ знакомь по университету, и просили Анюту пригласить и ихъ.

Анюта пришла въ восторгъ.

— Конечно, конечно, воскликнула она.

— Такъ я напишу, сказалъ Митя, — отъ твоего имени. Теб писать самой къ молодымъ людямъ неприлично.

— Конечно, сказала Анюта.

Миссъ Джемсъ шепнула ей что-то.

— Погоди, сказала Анюта Мит, — я пойду и спрошу у папочки.

— Какая ты стала формалистка, разумется, онъ ничего противъ этого не скажетъ.

— Все-таки, безъ его позволенія я не могу.

И Анюта отправилась въ кабинетъ папочки.

Но это оказалось не такъ легко. Долинскій былъ человкъ старомодный, старыхъ понятій и пріемовъ. Онъ былъ очень привязанъ, щепетильно привязанъ къ приличіямъ и придавалъ всякому шагу Анюты слишкомъ большую важность, и притомъ помнилъ свой разговоръ съ Варварой Петровной. На желаніе Анюты позвать Томскихъ и Новинскаго онъ отвтилъ, по обыкновенію, мягко, но неодобрительно.

— Я не знаю какъ, дружечекъ. Разв прилично двиц принимать молодыхъ людей.

— Но вдь вы пригласите ихъ, папочка.

— Я ихъ, дружечекъ, не знаю. Очевидно будетъ, что приглашаю не я, а ты.

— Но они товарищи Мити и онъ можетъ ихъ пригласить.

— Къ теб въ домъ? Это ужь совсмъ нейдетъ. Твой домъ не трактиръ, чтобы всякій въ него могъ приглашать гостей.

— Но, папочка, Митя мой братъ.

— Конечно, но все же это не ловко.

Анюта не знала, что длать. Долинскій продолжалъ:

— Притомъ тетки твои просили меня быть осторожнымъ и не дозволять ничего, могло что бы повредить теб.

— Но какой же вредъ…

— Конечно, вреда собственно нтъ, но это можетъ подать поводъ къ пересудамъ. Этого я не хочу. Ты стоишь на виду и должна быть осторожне другихъ.

Анюта не хотла противорчить дяд, переломила себя и прекратила разговоръ.

— Ну что? спросилъ у ней Митя, когда она вошла въ гостиную.

— Папочка не желаетъ, сказала Анюта.

— Вотъ фантазія, воскликнулъ Митя, это почему?

Анюта повторила слова Долинскаго.

— Отъ роду не слыхалъ, чтобы было неприлично звать гостей, потому что…