Княжна Дубровина

— Отецъ твой не знакомь съ ними, сказала Маша, вступаясь за мужа. — Впрочемъ, если твой отецъ желаетъ этого, то, кажется, не теб возставать противъ него. Если Анют очень хочется, я поговорю съ папочкой.

— Пожалуста, Маша.

Результатъ разговора былъ тотъ, что Долинскій уступилъ и Мит поручено было звать своихъ товарищей именемъ отца въ гости въ Спасское. Черезъ недлю двое Томскихъ и Новинскій пріхали. Они мало измнились. Оба Томскіе похожіе другъ на друга были также неуклюжи и также добродушны какъ прежде, но умственно очень развились, не смущались какъ прежде и разговаривали умно и свободно. Новинскій похорошлъ чрезвычайно, былъ веселъ, забавенъ, оживленъ и понравился всей молодежи, тогда какъ оба Томскіе прельстили пожилую часть общества. Это собраніе столь молодыхъ лицъ внесло въ Спасскій домъ ту жизнь, то движеніе, которыя сопутствуютъ только беззаботно веселящейся молодежи. Съ утра раздавались разговоры, смхъ, шутки, зативались гулянья до обда, катанья въ лодк, прогулки въ дальніе лса, куда возили самовары и гд располагались на какой-либо полян, пили чай, ли фрукты и ворочались домой, весело разговаривая. Нельзя сказать, кто въ этихъ прогулкахъ былъ счастливе другихъ, едва ли не быстроногая, быстроглазая попрыгунья Лиза и столь долго жившая въ одиночеств Анюта. Вс мечты ея осуществились и ей часто казалось, что она еще дитя и живетъ дтскою, беззаботною веселою жизнію, какою жила когда-то въ К*. Еслибъ у ней спросили, чего она еще желаетъ она бы призналась съ восторгомъ что ей желать нечего. Она обладала счастливою способностью вполн сознавать свое счастіе и вполн имъ пользоваться!

Однажды вечеромъ собравшаяся на крыльц молодежь разсуждала о томъ, куда направить путь на другой день, когда кто-то предложилъ прокатиться на лодк вечеромъ при свт луны. Она стояла во всей крас своей на безоблачномъ неб и подъ ея холоднымъ свтомъ сосдняя роща и группы деревьевъ смотрли таинственно, облитыя лучами фантастическаго свта.

— Сейчасъ! хать сейчасъ, сію минуту, воскликнула Лиза.

— Сейчасъ, сію минуту, воскликнули молодые люди и готовы были бжать къ двумъ лодкамъ привязаннымъ у маленькой пристани.

— Погодите, сказала Анюта, — я пойду и спрошусь у папочки.

Вс пошли на верхъ вмст съ Анютой. Анюта подошла къ дяд, который игралъ въ пикетъ съ княгиней, миссъ Джемсъ и Маша шили что-то за круглымъ столомъ. Долинскій выслушалъ Анюту серьезно и даже положилъ на столъ свои карты.

— Что ты, дружочекъ! Господь съ тобою, какъ это можно? воскликнулъ онъ.

— Мы возьмемъ миссъ Джемсъ, сказала Анюта.

— Я считаю это совсмъ неудобнымъ; еслибъ и Маша похала, я считаю неудобнымъ молодымъ двицамъ бродить по ночамъ и кататься на лодкахъ. Да еще, сохрани Боже, бда можетъ приключиться. Нтъ, нтъ, и не думай.

Анюта покраснла, но обратясь къ княжнамъ сказала спокойно:

— Оставимъ это, папочка не позволяетъ мн хать на лодк вечеромъ.

— Разв вамъ мало дня, сказалъ Долинскій смясь. — Право, какъ вы это въ цлый-то день не умаетесь.

Анюта и княжны вышли, а княгиня сказала Долинскому:

— Я очень рада, что вы не позволили имъ кататься ночью въ лодкахъ, но признаюсь въ своей слабости, еслибъ Анюта похала на лодк, я бы не имла духу не пустить дочерей моихъ, но очень бы за нихъ боялась.

Скрпя сердце, но не показывая тни неудовольствія Анюта покорилась вол дяди. Многое стсняло ее. Она знала, что княжны Блорцкія и молодые люди любили вечеромъ сидть поздно, разговаривать, иногда читать стихи, но нельзя было оставаться. Папочка и Маша считали своимъ долгомъ оставаться въ гостиной пока вс не расходились, но съ десяти часовъ вечера глаза папочки и Маши начинали слипаться. Привыкнувъ въ К* ложиться рано, Долинскій съ великимъ усиліемъ боролся съ одолвавшею его дремотой. Однажды Анюта сказала Маш, отчего папочка не уходитъ спать. Я не могу видть, что сонъ клонитъ его и потому встаю и прощаюсь, но мн такъ же хочется спать, какъ лнивому школьнику остаться въ класс за урокомъ.

— Онъ считаетъ неприличнымъ идти спать, когда ты съ гостями сидишь въ гостиной.

— Но вдь я не осталась бы одна. Княгиня, правда, уходитъ рано, но миссъ Джемсъ всегда со мною.

— Онъ не хочетъ, Анюта. Онъ говорить, ты поручена ему, и его долгъ пещись о теб и стараться чтобы никакое нареканіе не коснулось тебя.

— Но вдь это преувеличеніе, сказала Анюта, — какъ будто можно уйти отъ пересудовъ людей и ихъ злаго языка.

— Конечно нельзя, но папочка говоритъ, что не надо подавать повода къ пересудамъ и что сидть по ночамъ не прилично.

— По ночамъ? воскликнула горячо Анюта, — по вечерамъ, а не по ночамъ.

— Онъ прожилъ почти до шестидесяти лтъ считая, что въ одиннадцать часовъ надо ложиться спать. Въ его лта понятія сложились и ихъ передлать нельзя.

— Однако въ К*, возразила Анюта не безъ одушевленія, — онъ никогда ничего подобнаго не говорилъ.

— Ахъ Анюта! сказала Маша, — какая разница. Въ К* вы были дти, своя семья, ни гостей, ни постороннихъ; мы жили уединенно и скромно. А теперь гости у княжны Дубровиной и сама княжна съ семьей…

— Такъ по тому что я княжна Дубровина, я не могу веселиться и жить какъ прежде.