Княжна на продажу. Как дочерей русских государей меняли на мир и новые земли

При Федоре его родственники Милославские вернулись в Москву. Но на стороне Матвеева стоял князь Долгорукий, руководивший Стрелецким приказом… И вот в 1676 году Федор предпринял попытку уничтожить Матвеева – против него было начато расследование, поскольку Артамона подозревали в колдовстве. Приговор лишил его звания, имущества и отправил в Пустозерск. Аресту подверглись и ближайшие родственники Натальи Кирилловны, а всего с приближенными и слугами семьдесят человек. Вдовую царицу потеснили в тереме – теперь главенствующую роль заняла Ирина Михайловна, ее золовка, и так до 1679 года, до смерти «без пяти минут принцессы».

Но едва царь Федор захворал, как Нарышкины начали съезжаться в Москву. Софья проводила часы у постели больного брата, когда ей приходили тревожные вести – вокруг Натальи Кирилловны уже сплотились Одоевские и Урусовы, Куракины и Долгорукие, Репнин и Шереметевы…

Она выглядела очень решительной – Наталья Нарышкина. По всей видимости, в момент смерти Федора Алексеевича вдовая царица чувствовала за собой силу. 27 апреля 1682 года, в обход царевича Иоанна, она ненадолго получила регентство при малолетнем Петре. Патриарх на крыльце громко спрашивал: «Кого желаем видеть царем?», и раздались выкрики: «Петра!» И одним из первых указов стало… возвращение Артамона Матвеева. А царевнам все еще не хватало смелости и уверенности, чтобы развернуть ситуацию на благо себе.

Добавим к этому обычай: теремные красавицы не выходили на люди, не брали власть в свои руки… Им следовало противостоять не только внешним силам, но и собственным привычкам. Из всех сестер только Софья идеально подходила на роль лидера, да ее и привыкли видеть там, где женщины обычно не появлялись. За время болезни брата она неоднократно получала возможность разговаривать с его боярами. Неожиданно она повела себя и в день погребения царя.

Обычно за гробом русского правителя XVII века не следовали все его дети. Когда хоронили царя Алексея Михайловича, все домочадцы оставались во дворце, за исключением царицы Натальи Кирилловны и наследника Федора. В свое время так же оплакивали в покоях свою мать, Марью Ильиничну, ее дети. Провожать царицу выехали лишь государь и старший наследник. Но за гробом Федора Алексеевича… уверенно вышла царевна Софья. Вдовствующая царица, пятнадцатилетняя вдова Федора и царевич Петр были на этой церемонии самыми ожидаемыми лицами. На Софью же смотрели с удивлением и даже раздражением. Наталья Кирилловна получила очень четкий сигнал – падчерица не станет сдаваться. Не готовая к такому повороту событий, Нарышкина ушла вместе с сыном, не дожидаясь окончания отпевания.

Это проявление слабости нехорошо обернулось для Натальи Кирилловны. Недостойное поведение – говорили об этом только так – стало причиной возмущения всей женской половины дворца. Вдовой царице немедленно выслали свои «поучения» сестры государя Алексея Михайловича, старшие царевны Анна и Татьяна. Высказано было и недовольство поведением брата. Петр был обязан остаться у гроба Федора, пока священники не закончили читать молитвы.

В XVII веке очень важным было не только неукоснительное соблюдение правил, но и внешняя, обрядовая сторона жизни. Софья держалась безукоризненно, хотя и не должна была находиться на отпевании брата. Она не только достояла до конца (вместе с юной царицей Марфой Апраксиной), но и громко, надрывно плакала при погребении Федора. В «Истории России» Соловьева приводятся такие слова:

«Остались мы круглыми сиротами, нет у нас заступника; брата нашего Ивана на царство не выбрали… Умилосердитесь над нами, сиротами! Если в чем провинились… отпустите нас в чужие земли, к королям христианским».

Погребальный «плач» был частым явлением на похоронах. Но в исполнении царевны он явно звучал непривычно. А спустя короткое время по городу поползли слухи, что Иван Нарышкин, брат Натальи Кирилловны, запросто приходит в царский дворец и даже примеряется к царским регалиями. Уверяли, будто Нарышкины запустили руку в казну и что всячески притесняют дочерей Алексея Михайловича от Марии Милославской… Эти умело запущенные «стрелы» возмущали горожан и стрельцов. И авторство сплетен принадлежало, разумеется, сестрам-царевнам.