Княжна Тараканова

Уже в Барлетте он прочел в газетах о ней, что она вовсе не та, за кого себя выдает, что в Рагузе она пыталась соблазнять городских советников… Ему это показалось только забавным. Что она не та, за кого себя выдает, он и без того знал, а в рагузских ее любовников не верил, ведь она всегда была у него на глазах. Когда ей было изменять ему?!. Он показал ей эти газеты и смеялся. Она сказала то, что надо было сказать:

– Когда бы я могла изменять тебе? Я ведь все время была у тебя на глазах…

Когда он ушел из комнаты, она заперлась и долго плакала. Он вернулся, стучался в дверь, она не открыла, потом все-таки открыла. Он подумал, что обидел ее, показав ей газеты, и теперь попросил прощения. Она проговорила сквозь плач, что вовсе на него и не сердится, не имеет права сердиться… Она поцеловала его и сказала, что плохо себя чувствует и хочет отдохнуть. Он снова ушел, а она снова плакала, тихонько…

Она плакала, потому что ей приходилось лгать ему!..

* * *

Русский флот крейсировал в Средиземном море. Под флагом старшего флагмана, контр-адмирала Сэмюэля Грейга. Затем флот стал на рейде близ итальянского города Ливорно. В распоряжении Орлова имелись огромные денежные средства, предоставленные императрицей. При помощи этих средств он должен был вести военные, дипломатические и прочие дела, кого-то подкупать, кому-то платить… Он набирал в русскую службу иностранцев и по представленной императрицей власти производил в чины до штаб-офицерского. Русский флот нуждался в иностранных матросах и офицерах. Несмотря на одержанные на море победы, русские не могли сделаться морским народом, они побаивались воды…

Денег у Орлова было много. Он держал открытый дом. Обеды его проходили шумно, вино лилось, что называется, рекой. За стол садилось до полусотни человек, среди которых особенным уважением гостеприимного хозяина пользовались находившиеся в Ливорно англичане: генеральный консул, сэр Джон Дик, оказывавший Российской короне различные услуги во время войны с великой империей турок и награжденный по ходатайству Орлова российским орденом, Аннинской лентой, и довольно известный многим, чудаковатый Монтэгю Уортли. Впрочем, граф Орлов жил то в Ливорно, то в Пизе, где жить было веселее, чем в Ливорно, потому что проще было встретить красивых и дорогих продажных женщин…

* * *

Время снова помчалось, понеслось стремительно. Однако она уже чувствовала, что этот бег времени изнуряет ее. Для того чтобы поспевать за этим бегущим стремительно временем, уже надо было напрягать все оставшиеся силы. А ведь сил оставалось все меньше. Она бежала за этим бегущим временем и задыхалась…

В Барлетте не задержались, быстро отправились из Барлетты в Неаполь. Она была больна. Но задержаться в Барлетте нельзя было. Михал оставил ее ненадолго в гостинице и съездил в Неаполь. Там ему пришлось снова сделаться дипломатом. Он добился приема у английского посланника Гамильтона и просил его содействия в выдаче паспортов на проезд в Рим. Пришлось дипломатически лавировать. Гамильтон уже знал о возвращении Радзивилла в Венецию и читал много дурного в газетах о мнимой графине Пиннеберг. Михалу пришлось увертливо говорить, что графиня Пиннеберг действительно весьма знатная особа, то есть на самом деле эта знатная особа не является графиней Пиннеберг, но…

– Она принуждена скрывать свое подлинное происхождение, принуждена скрывать по независящим от нее обстоятельствам!..

Затем он принялся мягко уверять Гамильтона, что мнимая графиня Пиннеберг очень страдает вследствие распространяемых о ней дурных слухов…

– …беззащитная, одинокая женщина не имеет возможности отвечать на эти слухи достойно… Мы, несколько верных ей друзей, также не располагаем возможностями…

Михал скоро понял, что именно тревожит Гамильтона, и попытался, в свою очередь, успокоить его, уверить, что единственное желание мнимой графини…

– …жить тихо, оставить все попытки достижения справедливости, то есть возвращения ей положенных ей титулов! Несчастная женщина больна. В Риме она намеревается серьезно лечиться… Грудная болезнь…

В конце концов удалось уговорить Гамильтона, но Михалу пришлось пробыть все же в Неаполе два дня, мягко настаивая, чтобы Гамильтон как возможно скорее написал неаполитанскому министру Тануччи. Как только письмо было отправлено, Михал вернулся в Барлетту и оттуда отправился со всеми своими спутниками в Неаполь. Было плохо то, что Гамильтон не навестил Тануччи, а предпочел снестись с министром посредством письма. В Неаполе было скверно, жарко. В гостинице донимали мухи и блохи, пищу готовили дурно. Гостиница была скверная, вино кислое. Изо дня в день – к обеду – макароны под мясным соусом.

В Барлетту из Неаполя добрались в дурных повозках, усталые, почти в отчаянии. Она упрекала Михала, зачем он повез ее в такую плохую гостиницу:

– Посмотри! – Она подходила к маленькому окну во втором этаже. – Посмотри, какие трущобы там! Здесь страшно выйти на улицу!..