Книга алхимика

— Да, я понимаю, — закивал солдатик, — но он хочет убить женщин и детей! Так нельзя! Причем не просто убить — взорвать! Профессор, возьмите меня с собой. Клянусь, я вам помогу. Я буду делать все, что вы скажете. Все-все.

— А как же Огаррио? Ты же должен хранить ему верность? А партия? Неужели ты хочешь отречься от своих убеждений и предать товарищей?

Фелипе обхватил колени и затрясся. Он часто моргал. Наконец он повернул несчастное, мокрое от пота лицо к Пинсону.

— Я уже не знаю, во что верю… — с этими словами солдат закрыл глаза руками.

— Я что-нибудь придумаю, Фелипе. Обещаю, — промолвил Пинсон.

Интуиция его не обманула. Теперь у него есть еще один союзник.

Впрочем, праздновать победу рано. Беда заключается в том, что плана побега как не было, так и нет. Теперь просто есть еще один несчастный, судьбу которого ему доверил Фатум.

Пинсону показалось, что ему удалось подремать всего ничего. Вроде бы только несколько секунд назад он погрузился в сон, а его уже кто-то настойчиво тормошит за плечо.

— Профессор! Профессор!

— Что случилось? — пробормотала сонным голосом Мария.

— С двери снимают засов, — торопливо зашептал Фелипе, — скорее всего, это Огаррио. Что я мне делать?

— То, что ты должен, — коротко ответил Пинсон. — Тебя оставили нас сторожить, так ведь? Вот и веди себя соответствующе.

— Как дела, рядовой Муро? — прокатился по нефу бодрый, веселый голос Огаррио.

Стукнув прикладом об пол, Фелипе вытянулся по стойке смирно.

По каменному полу застучали кованые ботинки. Эхо шагов разнеслось по собору. К ним направлялся Огаррио в сопровождении двух солдат, не обращая внимания на испуганные взгляды заложников, разбуженных его неожиданным появлением.

Остановившись перед профессором, сержант произнес:

— Сеньор Пинсон, я так понимаю, вы хорошо отдохнули. Ну а если нет, то, признаться честно, мне на это насрать. Пойдете со мной. Еще мне нужна женщина. — Он окинул взглядом Марию. — Это и есть ваша пута, профессор? Ну и ну, а я-то думал, вы старый сухарь-философ. Вы меня удивили, ничего не скажешь. Что ж, сладострастие вообще свойственно монашкам. Жаль, что мы не в Валенсии. Сутана вполне могла бы стать новой формой в издыхающей буржуазной республике. Мис кумплидос, сеньорита[70].

— И мис мальдисионес а устед[71], — выпалила Мария.

— А она мне нравится. Крепкий орешек, — улыбнулся сержант.

— В отличие от вас, Огаррио, она знает, что такое честь и достоинство. — Пинсон, сам того не заметив, сжал руки в кулаки. Кровь прилила к его щекам.

Сержант с изумлением воззрился на него.

— Какой вы стали задиристый! Успокойтесь, профессор, помните о своем почтенном возрасте. Я не хочу, чтобы вас прямо тут хватил удар. Ладно, — куда резче произнес он, — пута она или святая — не важно. Сойдет. Надевайте на голову шапочку, платок, или как там еще эта хрень называется. Вы должны быть похожи на настоящую монахиню, а не на шлюху из борделя, собирающуюся удовлетворять извращенные фантазии клиента.

— А если я откажусь?

— Это вряд ли. Откажетесь — придется кого-нибудь расстрелять. Не вас. Чтобы потом вы терзались муками совести. Давайте, шевелитесь. Это касается и вас, профессор.

— Я никуда не пойду без внука. Я его не оставлю.

— Ничего с ним не случится. Мы ненадолго. — Сержант подался вперед и прошептал: — У меня хорошие новости. Фашисты согласились на переговоры, — он расплылся в улыбке. — Видите? Все идет по моему плану.

Двор утопал в лунном свете. Далеко-далеко, на фоне черных зубчатых стен, бледно поблескивали заснеженные вершины гор. Небо было усыпано звездами. Огаррио быстрым шагом повел Пинсона и Марию вперед.

— У вас все равно ничего не получится, — проговорил сквозь зубы профессор. — Если фашисты заняли город, то они скоро найдут трупы, и правда выйдет наружу.

— Держите меня за идиота? — пробурчал Огаррио. — Мы угрохали целый вечер, прибирая за этим ублюдком Леви. Само собой, рано или поздно трупы отыщут, но мы к тому моменту будем уже далеко отсюда.

— А когда они обнаружат, что вы выдаете за монашек и священников горожан?

— Не обнаружат. Мы всех возьмем с собой. В горах Сегура есть мост через ущелье. Оставим заложников с одной стороны, сами переберемся на другую, а мост подорвем. Когда фалангисты доберутся до ущелья, мы уже будем в двух переходах от них. Они нас не догонят.

— Похоже, вы все продумали до мелочей, — сказал Пинсон. — А как же я?

— А вот тут прошу покорно извинить. Вы с нами не пойдете. Как я вам уже говорил, фашисты очень заинтересовались вашей персоной. Первым делом они получат вас. Как доберусь до Валенсии, непременно расскажу о том, сколь благородно вы пожертвовали собой. Попытайтесь воспринимать происходящее как превратности войны.

— А мой внук? Что будет с ним?