«До такого я еще не дошел». Лишь годы спустя я понял, что бабушка с дедушкой никогда не смогли бы прожить на скудную ренту, которую дедушка получал после краха его фирмы, и что своей жизнью во Флориде они были обязаны исключительно щедрости дяди Сола.
Каждый раз, возвращаясь после Дня благодарения, я слышал, как мать перечисляла свои претензии к дяде Солу.
— Конечно, он может выпендриваться и покупать вашим родителям билеты в бизнес-класс. У нас нет таких денег, он же должен понимать!
— Он отказался брать у меня чек, он за все заплатил, — защищался отец.
— Конечно, это же такие мелочи! Ну и ну!
Я не любил эти возвращения в Монклер. Мне не нравилось, что мать плохо отзывается о Балтиморах. Не нравилось слышать, как она их хает, бранит их невероятный дом, их стиль жизни, их вечно новые машины, как она ненавидит все, к чему меня так тянуло. Долгое время я считал, что матери просто обидно за собственную семью. И только потом я понял смысл фразы, которую она бросила однажды отцу и которая отозвалась лишь годы спустя. Никогда не забуду, как на обратном пути из Балтимора она сказала:
— Ты что, не понимаешь? Он имеет все, что имеет, только благодаря тебе!
32
Тогда, в апреле 2012 года, я наводил порядок в дядином доме и нечаянно опрокинул на себя чашку кофе. Чтобы последствия были не так заметны, я стянул с себя футболку и замыл испачканное место. Потом, полуголый, повесил ее сушиться на террасе. Эта сцена напомнила мне, как дядя Сол развешивал белье на веревке, натянутой за домом. Так и вижу, как он вынимает чистое белье из стиральной машины, кладет в пластмассовый бак и несет на улицу. От белья исходит приятный запах кондиционера. Просохшую одежду он неумело гладил сам.
К моменту переезда в Коконат-Гроув у него еще оставались весьма значительные средства. Он нанял домработницу, Фернанду, она приходила трижды в неделю, прибирала в доме, радуя его живыми цветами и ароматическими травами, готовила ему еду и стирала белье.
Через несколько лет он потерял все, и ему пришлось отказаться от ее услуг. Я уговаривал дядю Сола не увольнять ее, обещал платить ей, но он не желал ничего слушать. Чтобы вынудить его согласиться, я заплатил Фернанде вперед за полгода, но когда она пришла, он выставил ее вон, даже не впустив в дом.
— Мне больше нечем оплачивать ваши услуги, — заявил он ей через дверь.
— Но меня мистер Маркус прислал. Он мне уже заплатил. Если вы не даете мне работать, получается, что я вашего племянника обворовала. Вы же не хотите, чтобы я воровала у вашего племянника, а?
— Договаривайтесь с ним, как знаете, это ваше дело. А я прекрасно обойдусь сам.
Она в слезах позвонила мне прямо с его террасы. Я сказал, чтобы деньги за полгода она оставила себе и спокойно поискала новое место.
После ухода Фернанды я взял за правило каждую неделю относить свое белье в прачечную. Я умолял дядю Сола позволить брать заодно и его вещи, но он был слишком горд и не желал никаких одолжений. Хозяйство он тоже вел сам. Когда я гостил у него, он ждал, когда я отлучусь, и возился по дому. Вернувшись из магазина, я находил его за мытьем полов, мокрого от пота.
— Приятно, когда в доме чисто, — рассуждал он с улыбкой.
Однажды я сказал:
— Мне неудобно, что ты не даешь мне тебе помочь.
Он оторвался от мытья окон и повернулся ко мне с тряпкой в руках:
— Тебе неудобно, что ты мне не помогаешь или что я при тебе занимаюсь уборкой? Считаешь, что это меня унижает? Где тот великий, кому зазорно помыть собственный туалет?
Он угадал. И я понял, что он прав. Меня одинаково восхищал и дядя Сол — миллионер, и дядя Сол, выходящий с полными сумками из супермаркета. Дело было не в богатстве, а в достоинстве. Сила и красота дяди заключались в невероятном чувстве собственного достоинства; именно оно возвышало его над другими людьми. И отнять у него это достоинство оказалось не под силу никому. Наоборот, с годами оно только крепло. Но, глядя, как он моет полы, я невольно вспоминал времена Гольдманов-из-Балтимора: целыми днями по дому в Оук-Парке сновала целая армия прислуги, которая поддерживала его в идеальном состоянии. Мария, постоянная домработница, служившая у Балтиморов, еще когда мы были детьми; садовник Скунс, люди, следившие за бассейном и обрезавшие деревья (слишком высокие для Скунса), кровельщики, милая филиппинка с сестрами — они приходили по вызову и прислуживали за столом в День благодарения или на званых обедах.