Книга Балтиморов

— Потому что она плохо на тебя влияет! С тех пор как ты с ней встречаешься, ты попадаешь черт знает в какие ситуации! Без конца разъезжаешь по побережью на всякие демонстрации. Хорош ты будешь, если завалишь экзамены, потому что все время готовил листовки и плакаты, вместо того чтобы учиться. Подумай о будущем, Господом Богом прошу! Твое будущее здесь, на фирме.

— Мое будущее с ней.

— Не говори ерунды. Это ее папаша тебе мозги промыл! С чего это ты вдруг стал великим защитником гражданских прав? Что такое случилось?

— Ее отец тут ни при чем!

Бабушка слышала, что голоса звучат все яростнее, но не осмелилась спуститься. Она думала, что откровенный разговор пойдет на пользу обоим. Но их спор перерос в настоящую ссору.

— Не понимаю, почему ты никак не хочешь доверять мне, папа. Почему тебе вечно надо все держать под контролем?

— Сол, ты совсем спятил! Тебе не приходит в голову, что я просто за тебя волнуюсь?

— Волнуешься? Правда? И что тебя волнует? Кому перейдет фабрика?

— Я волнуюсь, потому что ты ввязался во все эти истории с гражданскими правами и в один прекрасный день пропадешь!

— Пропаду? Да, именно это я и сделаю! Мне осточертело выслушивать твои вздорные бредни! Ты хочешь всем руководить! Всем командовать!

— Сол, прекрати разговаривать со мной в таком тоне!

— Тебя же, кроме Натана, все равно ничего не интересует. Ты только с ним и считаешься.

— У Натана хотя бы нет всех этих нелепых идей, которые нас всех погубят!

— Нелепых? Я хочу трудиться на благо фирмы, но ты же не желаешь меня слушать! Ты так и останешься торговцем пылесосами!

— Что ты сказал?! — заорал дедушка.

— Что слышал! Я больше не желаю иметь ничего общего с твоей убогой фирмой! Мне без тебя лучше! Я сваливаю!

— Сол, ты переходишь всякие границы! Предупреждаю: если ты сейчас выйдешь за дверь, можешь не возвращаться!

— Не волнуйся, я ухожу! Ноги моей больше не будет в этом долбаном Нью-Джерси!

Бабушка выбежала из спальни и кубарем скатилась по лестнице, но было уже поздно: дядя Сол хлопнул входной дверью и уже сидел в машине. Она босиком выскочила на улицу, она умоляла его не уезжать, но он нажал на газ. Она пробежала несколько метров за машиной, но поняла, что он не остановится. Он уехал навсегда.

Дядя Сол сдержал слово. При жизни дедушки он ни разу больше не приехал в Нью-Джерси. Он вернулся туда только после его смерти, в мае 2001 года. Бабушка, сидя на балконе в клубах табачного дыма, на фоне тучи чаек, мечущихся над океаном, рассказала, что в тот день, когда она позвонила дяде Солу и сообщила о смерти дедушки, он первым делом отправился не во Флориду. Он кинулся в родной Нью-Джерси, откуда сам себя изгнал на все эти годы.

33

Лео, видевшего, как я каждое утро уезжаю из Бока-Ратона, одолело любопытство, и он начал ездить со мной в Коконат-Гроув. Помогать он мне не стал. Все, что ему было нужно, — это побыть в моем обществе. Он устраивался на террасе, в тени мангового дерева, и всякий раз повторял: «До чего же тут хорошо, Маркус!» Мне тоже с ним было хорошо.

Дом постепенно пустел.

Иногда я привозил домой коробку с вещами, которые хотел оставить себе. Лео совал в нее нос и говорил:

— Маркус, ну зачем вам это старье? У вас великолепный дом, а вы его превращаете в какую-то барахолку.

— Просто на память, Лео.

— Память, она в голове. А все прочее — ненужный хлам.

Оторвался я от разборки дядиных вещей всего один раз — чтобы съездить на несколько дней в Нью-Йорк. Я почти закончил свои дела в Коконат-Гроув, и тут позвонил мой агент: он добился, чтобы я принял участие в популярном телевизионном шоу. Съемки должны были состояться на этой неделе.

— Мне некогда, — ответил я. — И потом, если они предлагают участвовать за пару дней до съемки, значит, у них кто-то отказался и они ищут, кем бы заткнуть дыру.

— Или это значит, что у тебя классный агент, который устроил все как надо.

— Ты что хочешь сказать?

— Они записывают сразу два выпуска подряд. В первом гость ты, а во втором — Александра Невилл. Ваши гримерки будут рядом.

— О! — воскликнул я. — А она в курсе?

— Не думаю. Так что, я говорю «да»?

— А она будет одна?

— Слушай, Маркус, я все-таки твой агент, а не ее мамаша. Так что, да?

— Да, — сказал я.

Я взял билет на самолет до Нью-Йорка на послезавтра. Когда я собрался ехать в аэропорт, Лео устроил мне сцену:

— В жизни не видел такого лентяя! Вы уже три месяца якобы пишете книгу, а все тянете резину!

— Я всего на пару дней.

— Да когда ж вы, наконец, возьметесь всерьез за свою чертову книгу?

— Совсем скоро, Лео. Честное слово.

— Маркус, такое впечатление, что вы надо мной издеваетесь. У вас, случайно, не фобия, не боязнь чистого листа?

— Нет.

— Вы мне скажете, если что?

— Конечно.

— Обещаете?

— Обещаю.

Я прилетел в Нью-Йорк накануне записи передачи. Я очень нервничал и весь вечер ходил кругами по квартире.

Назавтра, перемерив бесконечное количество костюмов, я приехал на Бродвей, на телестудию, немного заранее. Меня провели в гримерную, и в коридоре я увидел на соседней двери ее имя.

— А Александра уже здесь? — небрежно спросил я у провожавшего меня охранника. Он сказал, что пока нет.