Искусство эпохи Хань распространяло конфуцианские идеалы, как Древний Рим распространял культуру эллинизма. По форме оно оставалось чжоуским. Однако было наделено более богатой цветовой гаммой и великолепными образами, остававшимися неотъемлемой частью общественного сознания того периода с его широкой унификацией и роскошью жизни. В литературе можно с интересом отметить, что писатели всегда стремились найти этическую базу для своих произведений, яркие краски для проявляемой ими великой терпимости, и делали это опираясь на точку зрения общественного интеллекта, обладавшего поразительной силой. Любой образованный человек в Китае того времени мог вспомнить ритмическую прозу Сыма Сянжу и стихи Тао Юань-мина, где после описания императорской охоты с ее сверкающими колесницами, со слонами и львами, привезенными издалека, с пирами и танцовщицами, они добавляют: «Мы действительно счастливы, что живем в такие мирные времена, вот потому правители могут позволить себе подобную роскошь!» И вновь, когда они описывают величие главных городов империи, то заканчивают предположением, что настоящая красота столицы отражается скорее в счастливых лицах жителей, а не в башнях и в богато украшенных зданиях.
Для архитектуры того периода характерны гигантские дворцы, украшенные колоннами с кариатидами[55]
и обильной резьбой, что должно олицетворять нравственную жизнь. Громадные башни и величественные сооружения из дерева и камня были воздвигнуты этими истинными преемниками династии Синь. По той причине, что данная эпоха была временем ожесточенных войн, синьские императоры, как и римляне после них, оставили о себе память в возведении Великой китайской стены, которая теперь протянулась от Дуньхуана в провинции Ганьсу до Желтого моря. На самом деле, это можно рассматривать как кульминацию, за которой последовало начало упадка их могущества вместе с истощением ресурсов и падением престижа правителей. Однако многие наследовавшие им династии включились в эту деятельность. Другие достижения архитектуры этого периода, такие как колоссальные статуи из бронзы и других металлов, о которых часто упоминается в письменных источниках, сейчас тем не менее утрачены отчасти из-за того, что у китайских императоров был обычай в момент поражения сжигать себя вместе со своими сокровищами, а отчасти из-за вандализма, практикуемого новыми династиями, приходящими на смену старым.Изобразительный стиль эпохи Хань, конечно, невосстановим, если только не попытаться представить его богатство и зрелость на основании грубо высеченных каменных гробниц в провинции Шаньдун, принадлежавших семьям местной аристократии последнего периода династии. Барельефы на гробницах содержат изображения, навеянные мифологией и историей страны, показывают жизнь и традиции ее ранних эпох.
Для того чтобы познакомиться с чудесными образцами ремесел того времени, нам нужно обратиться к Японии, к коллекциям императорской семьи, к сокровищницам синтоистских храмов и к содержимому вскрытых захоронений. Тем более что произведения искусства эпохи Хань, как впрочем, вероятно, и произведения китайской литературы, дошли до нас из Китая задолго до вана Хакуши, корейского книжника, который приехал к нам, чтобы изложить конфуцианские тексты. О предшествовавших волнах влияния могут свидетельствовать многочисленные надписи на китайском языке, которые показывают широкое употребление этого языка вскоре после его появления у нас. Таким образом, в Японии, как и в Китае, конфуцианство стало почвой, на которой позже взошли семена буддизма[56]
.Среди переселенцев из Китая и Кореи было большое число художников и ремесленников, которые работали в стиле Хань, о чем свидетельствуют зеркала, конская сбруя, орнаменты на мечах, доспехи из бронзы и золота. Обучение японцев искусствам почти завершилось к тому времени, когда буддизм потребовал новых и великих средств выражения в период Асука. Гений Тори Бусси, нашего великого скульптора, не родился за одну ночь, но стал плодом долгого развития; в его творчестве мы получили лишь первый урожай богатейшей культуры, которая произрастала на плодородных почвах в течение длительного времени.