Книга чародеяний

— Давай! — подначивала Марина, вертясь перед ней на метле. Она уже оторвалась от земли: Адель не знала, как это сделать, но это беспокоило её меньше всего — в конце концов, магия для неё всегда была зовом инстинкта, а не разума. — Понимаю, так надо! Давай-давай…

Надо — значит, надо, отстранённо подумала Адель и заставила себя сесть на метлу. Едва она устроилась, тело прошила приятнейшая дрожь, а в лицо бросилась краска. Адель не была уверена, что низкий сладострастный стон сорвался не с её губ, потому что звуки в голове немного шалили, то приглушённые стуком крови, то усиленные втройне.

Она взмыла в воздух неосознанно и тут же оказалась выше Марины. В голову Адель бросились воспоминания, которые она запрятала от себя, боясь признавать весь сотворённый ею ужас: сцена в соборе, боль в глазах брата, выбитое стекло, яркие разноцветные кусочки витража… После этого была отчаянная гонка по ветру в попытке убежать от самой себя, острые шпили крепостных стен и одиночных башен, колющие пятки верхушки деревьев, незваный дождь, невыразимая усталость и поле, на которое она рухнула. Вялые ранние цветы, грязь и кучи навоза чуть поодаль… Тогда она перестала лететь и перестала запоминать: всё потеряло смысл, когда Адель коснулась земли.

Но теперь она снова была там, наверху, и могла управлять своим полётом. Если в тот раз всё вышло спонтанно, теперь у Адель была метла, крепко зажатая между ног. Она перестала чувствовать себя неловко и рассмеялась, обхватив свой транспорт покрепче бёдрами. В лицо бил ветер, снизу доносилось пение и поднимались запахи костра. Ещё несколько ведьм носились рядом, играя в догонялки.

— Эй, эй! Ты, тёмненькая, давай с нами!

— Иди сюда, девчуля, вóдой будешь!

— А на что играете? — крикнула Адель.

— На всё! — ответили ей.

— Мало!..

Она покинула смеющихся ведьм и полностью отдалась полёту. В прошлый раз Адель летела, не отдавая себе в том отчёта, и это было похоже на страшный сон, теперь же настало время реальности. Так же, как в сновидениях, где мы несёмся по воздуху и то можем, то не можем управлять своим движением, неслась и Адель: она то поднималась пугающе высоко, то падала слишком низко, в последний момент с замирающим сердцем делая петлю. Она задевала верхушки деревьев и снова царапала голые пятки, а голова кружилась, подсказывая, что надо бы сбавить обороты. Внизу виднелись склоны горы Броккен, вершина и пологие выступы, в которых тоже нашли приют частички празднества. Более всех бесновались стихийные ведьмы, которым по сердцу высокие костры и непослушные ветры. Пение, как теперь поняла Адель, доносилось от чаровниц, способных одним своим голосом заколдовать человека. Тут и там торчали котлы, где ведьмы, пьяно хохоча, на спор варили зелья, за действие которых им по человеческим меркам светила дыба. Где-то тихонько молились духам травницы, а кто-то в самом деле рожал. Последнее зрелище моментально отрезвило Адель, словно её резко окунули в ледяную воду, и она поспешила вернуться туда, откуда взлетела.

Чего только не было на горе Броккен в эту ночь! Не первый и не последний шабаш в году, этот притягивал всех и буквально сводил с ума. Что было раньше — ведьмы или праздник? Как они поняли, что нужно собираться в этот день? Было ли решение плевком в душу церковникам или случайным совпадением даты? Ответов на эти вопросы Адель не знала, и она сомневалась, что кто-нибудь ей расскажет. Она видела разнузданные и пошлые сцены, которым для соответствия какому-нибудь «Молоту ведьм» не хватало только демонов с чертями; она видела безудержное веселье и пляски тех, кого ниже этой горы считали воплощением чистого зла; она видела женщин, мирно сидящих в стороне со своими благовониями и приносящих козла в жертву матери-природе, чтобы в этом году был хороший урожай. На Броккен слетелись ведьмы с самыми разными наклонностями, и в эту ночь все они были едины.

То, что их объединяло, и было первозданной магией, той скрытой силой, которую можно обнаружить подкожным чутьём, той, которая приносит столько радости и столько боли. Плетение амулетов и заговоры на урожай, любовные зелья и оборотничество, полёты на метле и чары на удачу в бою, всё было и оставалось неделимой магией, общей и в то же время разной: как снежинки, которых, как водится, не бывает одинаковых в снегопаде. Адель думала об этом, зависнув на метле над очередным весёлым костром у рощицы и рассеянно сбивая еловые иголки пальцами ног. Как ни странно, в этот момент она вспоминала о книге. Если однажды всего этого не будет… Если всего, что она познала сегодня, не станет, она поймёт каждую ведьму, которая начнёт рвать на себе волосы — проклятое пламя, да она уже их поняла! Для многих магия была не только средством выживания и рабочим инструментом, не только наследственным даром или проклятием, магия была образом жизни, который раньше был недоступен Адель Гёльди. Вряд ли записанные истории повлияют на желание собираться на горе, но если умрёт то связующее звено, иссякнет источник, на который они все слетались, не будет ничего.