— Я так и думал, — отозвался Берингар, ведя их по старой скрипучей лестнице. Здесь даже ступеньки пропахли пивом. — Не сказал бы, что меня это касается, но как бы ты оценил новое состояние Адель?
— Ломаю над этим голову которую неделю, — признался Арман. — Уверен, что ей лучше, хотя привыкнуть к новой жизни не проще, чем объехать полстраны. Поддержал бы, но есть вещи, с которыми человек может справиться только в одиночку… например, с самим собой. В этом я сестре не помощник.
Спохватившись, он добавил:
— Извини, не сразу понял, почему ты спрашиваешь. Никаких инцидентов больше не будет, я уверен.
— Если бы и были, мы бы справились, — заверил его Берингар и жестом велел молчать. Они вошли в спальню почти крадучись, устроили писаря, миновали издающие храп горы одеял на кроватях Густава и Милоша и по возможности бесшумно выскребли койки для себя, заваленные каким-то хламом в углу. В плохо проветренной спальне пахло потом и пылью. Арман хотел проверить сестру, как ни крути, она осталась с Лаурой и двумя малознакомыми ведьмами, но тогда бы он противоречил всему, что только что сказал… Пришлось задавить свою тревогу и молча сковыривать с ног сапоги.
Ещё долго в этой комнате не спали трое. Арман слышал дыхание Берингара и видел глаза писаря, сидящего в углу. Ночной кошмар, забытый за событиями насыщенного дня, теперь засиял новыми красками. Все, кто слышал эту историю, подтвердили, что книга нетронута и писарь безопасен, а с чего Арману вообще привиделось такое — никто не знал. Как и он сам.
Заснул он лишь под утро, так что чувствовал себя совершенно разбитым. Со своего места, не поднимая головы, Арман видел, как вскакивает и быстро, по-военному одевается Густав, затягивает пояс, надевает сапоги, панибратски толкает Милоша в плечо и, ловко увернувшись от пистолетного дула, требует письмо.
— Что-что? — растерянно переспросил Густав. — Парни, мне нужен переводчик с чешского.
— Полагаю, некоторых вещей лучше не знать, — ответил Берингар, отлично изучивший Милоша.
— Это не наше, — раздалось из-под одеяла Милоша. — Это несколько южнее. Означает, чтобы ты проваливал, дословно — при помощи весла, которое тебя сюда привезло. [1]
— Понял, — легко согласился Густав. — Письмо-то давай, я передам человеку в Хайденау. Как птица долетит.
Не утруждаясь тем, чтобы встать, Милош извернулся лёжа, подтянул к себе сумку с походной чернильницей, частично переполз на подоконник, используя его в качестве стола, начеркал несколько строчек и иссяк.
— Вчера нельзя было, — пробормотал Арман. Его никто не услышал, и это хорошо.
Густав со всеми распрощался и вышел, через какое-то время из коридора послышались шаги его спутниц, а ещё полчаса спустя — лошадиное ржание со двора. Никто не заметил, что за ними направились другие, совершенно незнакомые всадники. Письмо Милоша не добралось до Праги, а Густав не добрался до Парижа — он вообще никуда не добрался.
***
[1] Jеblo te veslo koje te prevezlo, сербский.
XI.
***
Милошу было стыдно, что он поставил всех на уши из-за дурацкого сна. По здравом размышлении и после нескольких кружек пива он пришёл к выводу, что Арман прав и вряд ли при жизни матушки и тем паче бабушки с семейством может случиться хоть что-то страшнее насморка. Сны — они всего лишь сны, даже мерзкие и страшные, но это ещё полбеды. Спросонья он не придумал, что именно хотел написать, и черканул первое, что пришло в голову.
Когда он сообразил, что стоило сказать в письме, Густав уже ускакал.