— Говорю, — возразил Арман. — И мне не в тягость тебя слушать. Не буду переубеждать тебя, хотя и не согласен. Скажу только, что буду по тебе скучать.
Лаура просияла одними глазами и продолжила плести.
— Спасибо, Арман. Я тоже буду…
Конечно, не по всем, но об этом она говорить не стала. Арман никогда не надеялся, что они подружатся с сестрой, не стал и теперь чушь городить, только налил себе ещё кислого пива. Ему не очень нравилось, но он почему-то пил, думая о том, что так должна чувствовать себя Лаура день за днём. Иногда солидарность оборотня проявлялась самым дурацким образом.
— Ты не расскажешь про своё задание? — вполголоса спросил он.
— Не хочу, — беспомощно прошептала Лаура, ещё тише. — Тогда ты… ты точно не будешь по мне скучать. У меня и так немного друзей…
— Это связано с Адель? — молчание было хорошим ответом. — Понятно… Лау, я ведь уже знаю, что ты её не любишь. Что нового я могу услышать? Вряд ли ты сможешь причинить ей вред, особенно теперь. Да и захочешь ли…
— Я хотела, — она крепко сжала ленты в пальцах. — Я в самом деле хотела, и это не имеет отношения к тому, что я должна была… ой… Зачем ты это сделал? Так хочешь услышать, что я должна была вывести её из строя до начала шабаша? Дедушка и другие, они очень не хотели, чтобы Адель становилась сильной… она была сильной и неуправляемой, но плохо соображала, что творит, а шабаш подарил ей контроль… Они боятся, что теперь она будет мстить.
— Кому?
— Всем.
Арман тяжело вздохнул. К сожалению, это опасение не было беспочвенным, он и сам боялся, что Адель снова примется за старое с ясной головой. Она ведь ничего не забыла: ни гонений, ни упрёков, ни оскорблённой памяти прабабушки. Теперь она была не только сильна, но и спокойна, во всяком случае, постепенно училась тому, как совладать с собой и подчинить необузданную мощь. Кто знает, чем займётся сестра, когда кончится эпопея с книгой?
— Я считал, что за ней просто наблюдают, следят за каждым шагом в ожидании прокола. Думал, после Меца нам конец… И Берингар говорил, что это одна из причин, по которой позвали нас. Получается, приблизить и убить?
— Не убить, нет… но… — Лаура помотала головой и отвернулась. Всё дело было в том, что ей совершенно не жаль содеянного и ни капли не жаль Адель, но она чувствовала стыд и вину перед Арманом и своим дедом, хоть те и оказались по разные стороны баррикад. — Довести, знаешь… чтобы она впала в бешенство и… проклятое пламя, Арман, мне так стыдно. Дедушка-то не знал, но я должна была подумать, что больше всего достанется тебе!
— Это уже неважно, — быстро повторил Арман. Всё шло к тому, что Адель действительно должна была убить себя сама, он даже думать об этом не хотел. — Хочешь сказать, всё это было не со зла? Все ваши ссоры и остальное?
— Я не знаю, — отчаянно воскликнула она. — Я уже не знаю! Я делала то, что мне велели, но в то же время это было и моё желание тоже… знаю, я ужасна, но… не ужаснее неё, какой она была. Я правда не любила её и хотела обидеть, я, не дедушка!
— Но ты смогла остановиться.
— И расстроила дедушку, ведь как бы он ни старался…
Лаура запнулась и умолкла, но Арман и так всё понимал. Неспроста им отказывали все ведьмы, кроме бесстрашной пани Росицкой. Только пани Хелена могла бы поступить так же, будь у неё хоть какой-то резон оставлять людей и идти на гору. Теперь он знал, почему казались наигранными и неуместными вспышки гнева Лауры, мягкой и доброй почти ко всем: он хорошо понимал это двойственное чувство, когда делаешь что-то и по своей, и по чужой воле и уже не отличаешь, где чужая, а где твоя. Они совпадают, эти разнородные желания, и во впадине меж этих двух совпадений теряешь себя, пытаясь понять, принадлежишь ли хоть к какой-нибудь истине.
— Давай так, — решил он. — Это останется между нами и твоим дедушкой, а другим знать не обязательно. Думаю, Берингар догадался, но он тоже понимает, что сейчас всё по-другому… Ты в самом деле сделала, что могла, верно?
— Ты не можешь поддерживать меня в этом, — испугалась Лаура. — Она же твоя сестра!
— Я и не поддерживаю… я понимаю, что с вашей точки зрения Адель заслужила что-то подобное. Поверь, если б ей угрожала опасность, я бы предпринял что-нибудь, но в этом нет нужды. Просто не хочу, чтобы ты ссорилась с дедушкой.
— Мы уже… Он, конечно, меня любит, но тогда сказал, что я ни на что не годна.
— Ты ведьма, а не провокатор, — напомнил Арман. — Ты плетёшь охранные амулеты, а не манипулируешь людьми. Это уж скорее про меня…
— Ты не манипулируешь, — растроганная Лаура снова была готова плакать. — Только помогаешь. Арма-ан, ты такой добрый…
Слушать комплименты от ревущей подруги ему вовсе не хотелось, к счастью, вовремя спустился Берингар. Окинув равнодушным взглядом сцену, он сообщил, что комнаты готовы, и взял под локоть писаря. Лаура взяла себя в руки и, тихонько попрощавшись, шмыгнула в коридор.
— Это было про сестру, — сказал Арман. — Уже неважно. Зря я тебя предупреждал.