– Отлично. Я всё-таки к тому, что так уж вышло, что воюют у нас по большей части мужчины; когда объединяются величайшие людские умы и величайшие магические силы, можно изменить мир… Тут, конечно, не обходится без всяких мелочей вроде человеческой воли или личной удачи, как в парадоксе стрелка.
Хартманн крепко задумался, потеряв интерес к разговору. Его взгляд рассеянно блуждал по столу, и Арман ни на секунду не поверил в этот образ выпавшего из реальности стареющего больного человека.
– Я думал, это прозвучит глупо, но теперь не до конца понимаю границы ваших намерений, – сказал Арман, слегка повысив голос, и посол встрепенулся, словно отвлёкся по-настоящему. – Вы что же, хотите захватить мир?
Сбылись худшие ожидания Армана: после этих слов Хартманн не рассмеялся, упрекая его в наивности, а только хмыкнул.
– Ну, мир слишком велик, как нам уже известно. Всё-таки девятнадцатый век на дворе. То, что работает в одной его части, никому не нужно в другой, но в целом… Есть кое-что, чем я хотел бы овладеть. Знаете, в чём была ошибка Наполеона? Он позарился на слишком большой кусок. Когда объединились такие силы, как Пруссия и Россия, это стало совсем уж очевидно, а до этого момента всё шло не так уж плохо. Не без внутренних проблем, сами понимаете… но надо и меру знать. Дело не в объёме, вовсе нет, дело в общности. Нельзя требовать одного и того же от волка и орла – да, они оба хищники, но подход к ним нужен совершенно разный.
Для самого Армана всё это выглядело совсем иначе: теперь ему казалось, будто он смотрел на ту войну из-под земли, в то время как Хартманн, принявший в воображении облик прусского орла, парил где-то высоко. Наверняка без него не обошлось и подписание мира. Об участии магов Арман знал совсем немного, но этого хватило, чтобы сделать такой вывод: раз Юрген сражался при Ватерлоо, почему бы Хартманну не присутствовать в Вене?
– И зачем вам в этом деле книга?
Вопросов было куда больше, но все они пролегали в той пропасти, которая разделяла молодого человека и стареющего, опыт в высших кругах и опыт в катакомбах, сироту и вдовца. Арман понимал, что прежде вёл ту самую обособленную и замкнутую жизнь колдуна, но не чувствовал в том своей вины – он никогда не собирался вершить судьбы мира, самым важным было найти кров и крышу над головой, денег на завтрашний день, защитить сестру. Окажись он в прошлом с нынешними знаниями, принял бы те же самые решения без оглядки на большой мир. Война… для кого-то – хладнокровный раздел территорий, изменение государственных границ, для кого-то – патрули в разграбленных городах, бесконечный бег в никуда и преследования. Как будто им не хватало преследований, которым подвергалась ведьма-мать.
– Подумайте сами, – упрекнул его Хартманн. – У вас получится, я знаю.
Арман послушно начал отвечать, и какая-то часть его взбунтовалась против такой покорности. А другая понимала, что они всё ещё не подобрались к самому страшному и подчиниться подобной просьбе – не унизительно и не опасно. Не слишком он легко поддался чужому обаянию? Чужим неозвученным угрозам? Стоит быть осторожнее: метафорическое ружьё смотрело прямо в грудь.
– Возможно, магическая мощь, – перечислял он. Хартманн кивал каждый раз, когда Арман попадал в точку, ни дать ни взять гордый учитель. – Власть в мире магов – безусловно. Полагаю, вы надеетесь, что предмет с такой мощью поможет вам поправить здоровье…
– Потрясающе! – воскликнул Хартманн, разволновавшись, как будто от ответов Армана зависела его жизнь, а не наоборот. – Нет, я же говорил, вы соображаете. Как вы к этому пришли?
– На балу была… было много сильных ведьм, – Арман в последний момент передумал говорить о бабушке Милоша. Если Хартманн знает, знает и без него. – Накопление магической мощи я уже упоминал, отвечая на ваш вопрос. Может быть, книга чародеяний даст тот же эффект…
Может, и нет. Может, она станет опасной, как передержанное лекарство становится ядом, и взорвётся, подумал Арман с мрачной надеждой.
– Или даст обратный, – подтвердил его мысли Хартманн. – Рискованно, но мало что в этой жизни даётся нам без риска, разве что наследство и головная боль. Итак, что ещё?
– Если вы безраздельно завладеете знаниями или силой, или хотя бы чем-то одним, в мире людей вас тоже станут бояться и уважать. И вы добьётесь того, чего хотели.
Арман замолчал. Страх немного отступил, и он почувствовал себя неправильно: он узнал достаточно, теперь-то можно сделать то, что должно! Убить этого человека. Он ещё не уточнил всего, ну и плевать. Он не Милош и не Адель, чтобы убивать с помощью магии, не Берингар, чтобы справиться своими силами, но Хартманн в самом деле стар и нездоров. Рядом стоит трость с набалдашником. Окно выходит на реку. Когда прибегут слуги, Арману будет уже всё равно.
Роберт Хартманн безошибочно определил момент для своего последнего козыря.
– Полагаю, вы всё откладываете вопрос по поводу своей персоны, – предположил он. – В самом деле, какие это такие планы я на вас строю, почему-де я так уверен… не так ли?