– И эту вещь мы приручить не сможем, – посол выглядел всё так же печально и отстранённо, но по голосу было ясно: возражения не принимаются. А кто бы спорил? Он же теперь полноправный хранитель, это подтвердили до и после обмана с кровью… – С благими намерениями мы создали монстра, который нас и уничтожит. Господа старейшины говорили о хранении, мы все о нём говорили, а что книга? Сохранит ли она что-то от нас самих, от наших потомков? Я долго ждал, надеясь, что ситуация изменится, что мы найдём решение справедливое, безопасное и безболезненное… мы не нашли. И так ли важно, кто примет на себя эту ношу, если итог будет безрадостен? Дамы и господа, друзья и те, кого я знаю мало… Вряд ли вы поблагодарите меня, вряд ли похвалите, но это и неважно. Я сказал вам то, что думаю, и сделаю то, что должен, чтобы никто больше не пострадал.
Милош ненадолго закрыл глаза. В своей голове, как и в замке Эльц, бежать было некуда, и память услужливо подбрасывала ему яркие картинки, в которых плавились и бились витражи, Адель сходила с ума и ворожила огненный ветер, а Арман перевоплощался в священника. Сам он, помнится. гадал, придётся стрелять в ведьму или всё-таки пронесёт… «Тише, дети мои!» – говорил священник в Мецском соборе, воздевая руки к потолку. «Тише, не гневите Господа, Он и так разгневан. Выйдите, дети мои… Вы можете пострадать…» Открыл. Впереди, охваченный голубоватым сиянием нижнего зала, по-прежнему стоял господин посол. Одной рукой он держал книгу, другой опирался на трость, за стёклышками лихорадочно поблескивали глаза, глаза человека, который на что-то решился – даже если это будет последним, что он сделает.
– Я мог и не говорить вам всё это, – Хартманну всё-таки пришлось сделать паузу и откашляться, так что железо из голоса исчезло. Тень под губой казалась струйкой крови. – Мог просто забрать книгу и уйти, раз вы доверили мне её, раз она сама мне себя доверила… вы свидетели. Но что ж, мне захотелось объяснить, в какую ловушку мы себя загнали. Объяснить то, что я рано или поздно сделал бы – с вашего согласия или без него, с чужою помощью или сам.
– Что вы хотите сделать? – спросила Моргана каким-то безжизненным голосом, словно знала всё наперёд. Хартманн перевёл рассеянный взгляд на неё, будто кучка стариков в капюшонах в самом деле никогда ничего не решала или перестала решать в последние месяцы, годы, и слушались их только по привычке и из-за громкого, порой скрытого имени.
– А вы меня остановите?
– Нет.
– Нет, – подтвердили другие старейшины. Очень тихо. – Не остановим…
– Уже не сможем… А жаль! – пискнуло что-то совсем уж старое и дряхлое, не достававшее Мерлину до плеча. – Что ж теперь будет!
– Надо было раньше, – добавил очередной капюшон. Что он имел в виду, книгу или хранителя, не понять, да и не хочется уже.
Кто-то из старцев хотел возразить, но их почти не было слышно. Что ни говори, а великая затея провалилась с треском: книгу в нынешнем состоянии не контролировали даже её создатели. Если когда-то игра и стоила свеч, теперь они погасли, а особо азартные игроки рисковали обжечься воском.
– А я же говорил! – пискнул было Хольцер, но кто-то вульгарно зажал ему рот.
– Погодите, Роберт, – снова Свен. – Погодите… может, это слишком радикально… может…
– А может, ну его? – подал голос итальянец. – В самом деле! В следующий раз придумаем что-то получше, не такое опасное… научившись на своих ошибках, – с ним согласились многие, и даже напряжение в зале несколько спало. Жаль, что ненадолго.
– Хватит, – воскликнул турок. – Я с ним согласен! Только как?
Милош переводил взгляд с фигуры посла на Берингара, туда-сюда, туда-сюда, аж глаза заболели. Пан Михаил опять о чём-то спрашивал, но он не слышал. Поймать бы какой-нибудь знак, хоть на этот раз!.. Но знаков не было: человек с видом и манерами Роберта Хартманна видел только книгу, а Берингар неотрывно следил за ним, не глядя ни на кого вокруг. Милош наконец обернулся к отцу.
– Вы же знаете, что делать? – спросил пан Михаил с такой наивностью, что хотелось плакать. – Мальчики, вы же знаете?
– Видимо… видимо, да.
Одни требовали немедленно прекратить, другие – продолжать, даже не зная, о чём речь. Кто знал или подозревал, молчали в ожидании. По знаку Бера зашевелился Пауль Лауфер, и вскоре большинство стражников занялось тем, что успокаивало и оттесняло самых буйных несогласных. В конце концов, ничего не противоречило оговоренным правилам: теперь у книги был владелец, избранный всеми и ею самой, и дальнейшая судьба артефакта в его руках. Кого выбрали – того выбрали, причём сами!
– Пойдём, утащим этого придурка, – буркнул Небойша, указывая на Хольцера. – Я не справлюсь. Я дам ему по роже.
– От меня прибавь, – отозвался Милош. Он не сдвинулся с места. – Я останусь здесь.
– Почему? А… ну да, – Небойша покосился на Хартманна и ушёл в тень. Вскоре из темноты послышалось недовольное сопение, и вместе с ним ликвидировать Хольцера отправился сержант Хубер.