Книга чародеяний

– У меня вопрос! – снова вылез Свен. – Чёрт с ним, мы и так собирались отдать книгу Роберту, а вот вы, старейшины, опять темните! Кто вообще знал об этой… печати? Что за дела с кровью?

– Нам не сказали и половины! – влезли другие, и Милош мысленно зааплодировал, хотя разозлился больше. Молодец, Свен, молодцы все! Только сейчас они додумались задать правильные вопросы! Ладно – он сам, стариков охранял да стенку подпирал, а старики должны были всё это время соображать и думать всякие умные мысли. И вот, пожалуйста. Старейшин прижали к ногтю только тогда, когда всё уже случилось.

– Знали те, кто должен был знать, и посол Хартманн среди них, – парировал Мерлин, покосившись на толпу. – С этим порядок. Не кричите! Печать для овладения не нужна, вы же сами видели! Эта вещь служила в ту пору, когда…

– Тогда какая разница, что там с кровью? – перебил Хольцер, гневно тряся бородой. Удачно: старейшина пустился бы в рассказ о группе и полномочиях Берингара, а оттуда рукой подать до правды. Наверняка отчёт о происшествии в деревне Кёттевиц был точен до последней запятой, других Бер просто не писал. – Взял и взял уже, ну и хватит!

– А такая, что книга почему-то позволяет послу Хартманну приказывать и выполняет его приказы, – прошелестел капюшон за спиной Мерлина, вроде бы женским голосом. – Признаться, мы удивлены. Конечно, в своё время на книгу влиял более широкий круг людей, но почему она изменила своим привычкам именно теперь…

Пошуршали и поругались ещё минут пять, снова потребовали подтверждения Вивиан. Мадам дю Белле ничего не оставалось, кроме как повторить свои слова. То ли свет виноват, то ли ещё что, но сейчас Милош увидел в ней просто уставшую старушку, которая, между прочим, старше пани бабушки… И ей было крайне тяжело поверить, что близкий человек может оказаться кем-то другим. О, это Милош понимал прекрасно! И упорство Вивиан, пусть и ошибочное, было удобно… для этого обмана.

– Так и пускай! – рассудил Хольцер и неожиданно снискал поддержку толпы. – Мы же решили Роберту довериться, что это меняет? Что он её… – «съест, что ли» повисло в воздухе, и дед Лауры смущённо заткнулся.

– Удивлены! Они удивлены! – Свен был настолько ошарашен, что даже не орал. – Мы-то ладно, по сравнению с вами – чародеи-любители, но вы хотя бы иногда думаете, что делаете?

– Да чтоб вам брови опалило проклятое пламя! – сорвался старый Мерлин. – Конечно, мы удивлены, потому что никто не мог этого знать – слышите, никто! Сказано ж вам было сто раз! Смотрим, изучаем, проверяем! Книга меняется! Артефакт нестабилен! Свойства переменчивы! Берингар, да опустите вы уже эту штуку!

– Это шпага, – уточнил Берингар, как будто ничего важнее сейчас не было. – Полагаю, теперь вопросы о дальнейшей судьбе книги касаются только её владельца. Вы ведь и сами пришли к выводу, что герр Хартманн её понимает.

– Благодарю вас, – со слабым смешком перебил Хартманн. Казалось, он просто устал от поднявшегося вокруг скандала. – В самом деле, опустите шпагу; я уверен, что наши уважаемые старейшины не станут противоречить сами себе и отбирать книгу силой, не так ли?

После такого старейшинам, много веков противоречащим самим себе, пришлось проглотить языки и отступиться. Берингар опустил клинок, не сводя глаз с Хартманна. Пан Росицкий тихонько охнул и как-то неуклюже взмахнул рукой, будто пытаясь дотянуться до Милоша, но ничего не сказал.

– Пап? Ты чего?

– Полагаю, нужно в очередной раз прояснить ряд вещей, – речь посла привлекла внимание всего зала. – Повторенье, как известно, мать ученья, да и не только. Возьму на себя эту ответственность… а вы, если что, меня поправите. Итак, мы хотели создать источник памяти и для большей убедительности напитать его магией. Не просто защитные чары и заговорённые чернила, но настоящие воспоминания, заключённые в бумагу, настоящее колдовство… Материализовать чародеяния мы с вами не в силах, разве что запомнить. Но собрав их письменное воплощение в одном предмете, и без того задуманном как предмет магический, мы кое-чего не учли.

Всем известно, что будет, если пресытиться самой вкусной пищей, перепить самого вкусного вина, набить сундук под завязку самыми дорогими вещами. Рано или поздно всё это лопнет и погребёт под собой нерадивого создателя, – говорил Хартманн. Его слушали внимательно, ловя каждое слово: кто искал промахи, кто пытался уловить суть. – Мы не подумали, что такое может произойти со сведеньями, с простыми словами на бумаге, но слова не были простыми, как и бумага, и чернила, и переплёт, а сами сведенья… что ж, это наша память, живая память. Пока и до сих пор – это наше с вами настоящее. Кого из нас не сводил с ума бесконечный поток мыслей в голове? Пожалуй, только тех, кому сие развлечение недоступно, – господин посол добавил иронии, и те, у кого ещё оставались силы, посмеялись. Остальные, видимо, оскорбления не уловили. – То же, друзья мои, происходит и с магией. Сильнейшие ведьмы, не имеющие возможности использовать свой дар, сходят с ума, внутри них происходит взрыв. Вы можете себе это представить?