– Совершенно не зря, – с достоинством ответили старейшины. – Мы готовились отдать книгу честному человеку и признанному магу, и кровь не имеет к этому никакого отношения. Ритуал с печатью остался в прошлом, это не для… тише, пожалуйста! Тише! Это не нужно для хранения книги, и для овладения тоже не нужно! Вы и сами видели, что она приняла господина Хартманна, как он принял её. Но дальнейшее – обман!
– Обман. Обман!..
– Подмена!..
– В самом деле, зачем он это сделал?
– А он ли это?
– Нельзя обмануть книгу чародеяний, – мягко и вежливо сказал Роберт Хартманн, глядя на разгневанных старейшин. Книга опять лежала у него в руках, и ей было хорошо. Двусмысленная вышла фраза, но все были слишком напуганы и возмущены, чтобы обратить на это внимание.
Милош подумал о том, что тогда Берингар точно мог овладеть книгой без всякого труда, он ведь столько раз распоряжался ею. И писарь мог бы, будь он жив, вот у кого фолиант попил кровушки во всех смыслах. «Плоть и кровь», так говорили об их магической связи… А о старейшинах говорили что-то другое. Возникла у Милоша ещё одна мысль, но он отгонял её на подсознательном уровне – потому что это было слишком плохо, потому что это было слишком страшно, и потому что это сделало бы его полным и окончательным слепым идиотом, чего он вовсе не хотел.
– Список тех, кто повязан с книгой кровью, действительно существует, – заговорила Моргана, явно собираясь подойти ближе. – Однако он не связан с овладением, иначе бы всё было слишком просто… иначе бы мы ничего не решали. Уважаемые маги, тише! Я повторяю, мы не возражаем против того, чтобы артефакт получил достойный маг, и никогда не возражали, но это – подмена!
Она сделала широкий шаг вперёд, но тут же шарахнулась назад, едва не упав, подхваченная кем-то из толпы. Сверкнула молния. Это Берингар вытащил свой клинок и, снова воспользовавшись им не по назначению, выбросил руку в сторону, отрезая путь к постаменту. Теперь никто из совета старейшин не решился бы пройти вперёд.
– Вот даёт, – пробормотал Небойша. Милош только промычал что-то невразумительное – такого даже он не ожидал.
– Молодой человек! – заголосили старейшины. – Вы превышаете свои полномочия!
– Я знаю, – невозмутимо сказал Берингар Клозе. – Пожалуйста, не приближайтесь к постаменту.
Милошу уже доводилось наблюдать, как Бер поступается правилами или идёт резко против вышестоящих, как было с Хольцером или мадам дю Белле, но сегодня он превзошёл себя. Или сошёл с ума. Его лицо ничего не выражало, а светлые глаза смотрели в упор на Хартманна. То, что он предпочёл задержать старейшин, а не его, навело присутствующих на одну весьма разумную мысль.
– Да это же заговор! – воскликнул Свен, ударив себя в грудь. – Заговор Пруссии! Вы… вы заодно!
– Дурость какая, – пробормотал пан Михаил, внимательно за ними наблюдавший. Милош прислушался. – Если б то была Пруссия, Юрген был бы на свободе, либо это другой заговор.
– Это не заговор, – спокойно ответил Берингар. – Я всего лишь выполняю свои обязанности, чётко оговоренные между мной и советом старейшин и неоднократно подтверждённые в письменном виде. Книга чародеяний приняла решение, принял его и новый владелец, и совет старейшин. Насколько мне известно, это главное условие после голосования, и у всех перечисленных событий достаточно свидетелей. Всё сходится, и я считаю своим долгом пресечь ваше недоверие.
– Не всё, – поправила Моргана, вернув самообладание и почти не глядя на полоску заговорённой стали под своим носом. – Не сходится личность человека, за которого голосовали, с его возможностями. Мы не можем этого допустить.
– Докажите, что это вы, – потребовал крючконосый сосед Мерлина. – Докажите, герр Хартманн, и книга ваша.
Посол пожал плечами и обернулся к толпе, ожидая то ли вопросов, то ли поддержки. Толпа подавленно молчала. И заклятые враги были бы рады завопить – вот, я так и думал, Роберт всё время вёл себя странно! Но Роберт не вёл себя странно, и каждый, кто хоть немного знал его, мог это подтвердить.
– Вы что, – неуверенно сказал Хольцер. – Это же наш Роберт.
– Верно, – согласилась Чайома. Как бы она ни относилась к Хартманну, она была честна с собой и окружающими. – Лис всегда остаётся лисом, и добрые, и дурные стороны его души мне видны, как на ладони.
– Такой же великий человек, – с уважением сказал Хольцер, продолжая подлизываться.
– Такая же хитрая дрянь, – еле слышно буркнул кто-то из французской стражи.