— Вижу, вижу, — теперь Стефан ухмылялся, подкручивая пружину или что он там делал, Адель не разобрала. Что она знала точно — чиня механизм, мастер приговаривал какие-то ритуальные слова, а пружинки в его пальцах слушались легко, как слушались того же Милоша его заговорённые пули. — Ага. Так-так… то-то же.
— Это часть заклинания такая? — не выдержала Адель. Её проигнорировали, и хвала духам — пока она в состоянии, лучше держать язык за зубами. Как же тяжело без Армана рядом…
— Я так понимаю, недавно ваши часы подверглись мощной магической атаке, — торжественно заявил мастер Стефан. — Сила была столь высока, что она сбила не только время, но и вашу защиту. Удивительно, что вы добрались без приключений.
— Неудивительно, — нескромно ответил Милош. — Но что могло… ах да…
— Матушка? — лукаво уточнил Стефан. Милош мрачно кивнул, мол, матушка, кто ж ещё.
— Вы на удивление близко знакомы с сильными ведьмами, — бросила Адель раздражённо. Теперь её заметили, пусть и с явной неохотой.
— Да, — коротко ответил мастер. — Я, знаете ли, не последний человек в сообществе, и многие знатные колдуньи заказывали мои часы. Вам,
То ли из франкоговорящей части Швейцарии, то ли издевается, намекая на бегство во Францию. Адель промолчала, специально заняв рот чаем, который давно остыл и был ужаснейшим на вкус. Что ж, повезло с Жизель — не повезёт со всеми остальными. Нельзя забывать, что её ненавидят… Чай был холодным, а кровь — горячей. В висках Адель начинало стучать, и она опасалась, что разнесёт мастерскую на щепки, если этот кривоногий часовщик скажет что-нибудь ещё.
— Они возвращаются, — Берингар указал на штору, за которой располагались мастерская и входная дверь. — Мастер, прошу вас встретить гостей. Можете не подвергать их дополнительному допросу, Арман не знает второго пароля.
Стефан вышел, прихрамывая, и пошёл караулить. Адель чувствовала — никто не идёт, но положенная благодарность из неё не лезла ни в какую. Перед глазами снова плясали чёрные мушки, алая пелена пока не показалась, лишь предупреждая о своём появлении ядовито-розовыми волнами гнева. Она не столько видела цвета, сколько чувствовала их внутри себя.
Когда Адель немного отпустило, она увидела, что ничего не изменилось: Берингар сидел напротив, Милош — рядом, только оба внимательно смотрели на неё. Не желая чувствовать себя подопытным кроликом, Адель отвернулась к стене. Требовалось что-то сказать, но как же она не хотела! Колени дрожали, сведённые вместе, дышать становилось нелегко. Протянув руку к шее, Адель сорвала с себя простые чёрные бусы.
— Пожалуйста, — начал было Берингар, но она перебила:
— Ради всего на свете, заткнись.
Милош попытался разбавить атмосферу своими байками, но получил такой же ответ. Через какое-то время Адель действительно успокоилась, однако заставить себя извиниться так и не смогла — она понимала, что эти двое хотели как лучше, но понимала также, что старались не ради неё. Они не Арман, чтобы она извинялась за то, что не может контролировать.
Теперь в комнату набились все: кривоногий мастер, уставшие от беготни по городу Лаура и Арман, долгожданный писарь. Последний полностью соответствовал описанию Берингара: снулая рыба без тени эмоций и мыслей на лице втиснула себя в кресло и молчала. Не заботясь о том, что о ней подумают, Адель пересела к Арману — только рядом с братом она могла надеяться на своё спокойствие. К счастью, Арман всё понял и незаметно для остальных погладил её по плечу.
— Господа и дамы, — деловой тон Берингара превращал любое помещение в важный замковый зал. Наверное, вещай он из кладовки, эффект был бы такой же. — Я рад представить вам главного человека в нашей миссии, господина писаря. Стоит прояснить несколько моментов: на время работы этот достойный человек лишён имени, памяти и чувств. Он добровольно принёс обет, запрещающий вышеперечисленное, и поклялся работать на благо книги.
— К чему такие меры? — воскликнула Лаура. — Разве не мы должны защищать его и книгу?
— Сильнейшую опасность книге может причинить тот, кто её пишет, — покачал головой Берингар. — Так было решено на совете ради безопасности нашего дела. Я поясню: записи в книге делаются особым образом, и пишущий пропускает через себя определённое количество магии. Это нужно для того, чтобы книга противостояла чуждому магическому воздействию, а также уцелела сквозь века. Магии может оказаться слишком много, но человек, лишённый чувств, не ощутит этого влияния и сможет сохранить на бумаге всё, от рецепта зелий до детального описания порчи — он всего лишь сосуд, причём промежуточный. Также господин писарь будет знать больше всех: недостаточно выслушать — пока история не записана, она не имеет трети своей силы.
— Получается, рассказ госпожи Жизель…