Книга дьявола: о Пресвятой Троице. Назначение человека

Демоны же, напротив, здесь являются подходящей почвой для обсуждения вопроса, что же на самом деле бесы хотят от Бога и особенно от человека, именно потому, что зло само по себе есть вещь еще до конца не исследованная и не изученная и что до сих пор не существует окончательного ответа на вопрос, почему и зачем Бог его, как говорится, попускает. Демоны – это духи зла, темные силы, которые так же, как и зло, вызывают в нас аналогичный вопрос: служат ли они все-таки Богу или нет? Если служат Ему, стало быть, они уже не демоны, а они демоны, а если не служат, стало быть, они не ангелы (то есть духи), а они ангелы, которые просто созданы Творцом для служения Себе и даже человеку (а утверждение, что бесы – невольные рабы Бога, очевидно, вопроса не снимает). Отсюда и возникает возможность любому человеку фантазировать по поводу того, какой на самом деле сатана, и сочинять себе его образ. Для одних бесы – это те, кто живет за счет страхов людей и постоянно склоняют их ко злу, для других – это те, кому как будто нечего делать и кто от этой праздности вступает в общение с человеком, заводя с ним дружбу и этой же дружбой отводя его от Бога, что и приводит его к гибели, а для третьих – это те, кто выводит человека на чистую воду и показывает его истинную сущность путем опять-таки склонения его ко злу. У Михаила же Булгакова вообще какое-то четвертое представление о сатане, который в романе на фоне людей даже кажется каким-то святым. Вовсе не случайно у сатаны, а точнее, у того, кого мы называем сатаною, как очень часто говорят, что даже вошло во всеобщее правило, так много имен. Как его только ни называли и ни называют: сатана, дьявол, лукавый, князь тьмы, человекоубийца и другие. Человек этим самым свидетельствует, что просто не знает имени, которое бы точно характеризовало того, кого именуют чаще всего дьяволом или сатаною. Так что переосмысляться образ сатаны, наверное, будет целую бесконечность, – до самого Второго пришествия. Но все же во всех четырех приведенных случаях бесы, как и ангелы, – это точно не люди, это точно не мы, и дьявол тоже точно не человек, точно не один из нас.

В силу вышесказанного не имеет никакого значения, с каким конкретно образом сатаны сравнивать людей, хотя бы он был не соответствующим действительности, и мы будем сравнивать людей с Воландом, потому что тот – литературный персонаж, наполненный жизненным содержанием и лишенный абстрактности, что для нас принципиально важно.

Итак, Михаил Булгаков ставит нас перед простым и в то же время сложным вопросом: за что Мастера, Маргариту, Ивана, Берлиоза, Пилата, Иешуа, Могарыча, Матвея, Рюхина, Лиходеева, Наташу, Аннушку и даже Геллу, а также всех остальных москвичей с жителями Ершалаима называют людьми? И чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть на всех этих людей на фоне Воланда, Азазелло, Коровьева и Бегемота, принадлежать к миру которых не может ни один человек.

В самую первую очередь сравнение человека с дьяволом показывает нам, что первый на фоне второго лишен многих способностей и возможностей и наделен многими слабостями. Человек смертен, страстен, может голодать, жаждать, ведает слабость, утомление, сон и многое другое, а Воланд ничего этого не знает. За то Воланд знает волшебство, неземную силу, немного будущее и другие возможности, вроде способности летать, читать чужие мысли или растворяться в воздухе, что невозможно ни одному человеку. Само собою разумеется, все это не может служить границей между людьми и духами, которую мы ищем, чтобы понять, за что жители как Москвы, так и Ершалаима носят имя человека, и утверждать обратное было бы просто глупо. Это можно судить по одному очень простому и ясному критерию, который дан нам в романе, – демонизация, принадлежность к бесовскому миру, потому что все члены свиты Воланда, включая его самого, – это демоны (кроме Геллы), которыми могут стать любые духи в силу осатанения. Те духи, что в реальном мире избежали демонизацию, называются нами ангелами, хотя этим же словом мы также называем иногда и самих демонов, если хотим этим указать на не человеческое происхождение бесов и сатаны. Если бы вдруг Мастер начал подобно демону Азазелло не пьянеть от коньяка, то, очевидно, для него не стала бы возможна демонизация – у него не возникла бы потенция к осатанению. Мастер, будучи вечно трезвым в пьющей компании, не смог бы стать таким, как Азазелло, Воланд, Коровьев или Бегемот. Стало быть, граница между людьми и духами дает о себе знать в чем-то совсем другом. Но в чем?