Книга дьявола: о Пресвятой Троице. Назначение человека

То, что мы пытаемся обнаружить, обыкновенно замечается читателем не сразу. Это, как правило, замечается им или может быть замечено только спустя нескольких прочтений романа, когда читатель уже начинает обнаруживать, что, как бы Воланд ни был человечен или похож на человека, дьявол в любом случае не может слиться с миром как Москвы, так и Ершалаима. Что-то есть такое в Воланде и его демонах, что все-таки бесконечно не позволяет, даже в порядке самого крайнего исключения, назвать кого-либо из них человеком. Это – что-то такое едва уловимое, что в их адрес так и хочется сказать, что они какие-то другие. Но это едва уловимо не из-за своей якобы незаметности, а из-за своей простоты – что это лежит на самой поверхности – на глазах у читателя. Разве не ясно, разве не очевидно, за что человек называется человеком, за что все мы называемся людьми?

Нужно заметить, что эта едва уловимая граница имеет бесконечное множество столь же едва уловимых сторон, из которых складывается все богатое разнообразие отличий людей от духов. Но поскольку бесконечное нельзя уместить в конечное, мы перечислим лишь основные и наиболее важные составляющие эту границу стороны. И одну из них мы даже уже назвали – это демонизация, что, впрочем, и следовало ожидать, так как демонизация – критерий, по которому мы ищем и определяем данную границу. Осатанение неведомо никому из москвичей и жителей Ершалаима, и поэтому никто из них неспособен стать демоном, а затем – членом свиты Воланда. Ответ на вопрос, может ли Берлиоз стать таким же, как Азазелло, Коровьев или Бегемот, предельно ясен и однозначен: конечно, нет! А почему? Потому что он человек, и все: этим все более чем сказано. Что-то сверх этого говорить необязательно и даже не нужно.

Из-за демонизации духи иначе, чем люди, нами любимы и вместе с тем подвергаются с нашей стороны совсем другой нравственной оценке. Всякий человек может быть нами любим или не любим: Берлиоз может нам нравиться или не нравиться, или он может нам более или менее нравиться, чем другой человек, допустим, Мастер. При этом мы относимся к любому человеку как к плохому или хорошему, как к злому или доброму или как к негодяю или молодцу: Берлиоз может быть хорош, а Мастер – плох, или Иван может быть лучше Маргариты, а Марк Крысобой – хуже Каифы. Именно так нравственно оцениваются люди в своем мире. С демонами же это дело обстоит совсем по-другому. Своим именем демоны, бесы или черти Воланд и его присные уже нравственно нами оценены: называя Воланда дьяволом или сатаною, а Коровьева, Азазелло и Бегемота – бесами или нечистой силой, мы уже выносим им суд, уже показываем к ним свое нравственное отношение, потому что для всех духов быть демонами или чертями нехорошо, зло и плохо. Поэтому ни одного ангела и демона нельзя называть добрым или злым, святым или нечистым, хорошим или плохим. И по этой же причине ни один демон или ангел не может быть хуже или лучше, чем другой демон или ангел. Нельзя, например, сказать, что Воланд лучше Бегемота или что Азазелло хуже Коровьева, потому что они все четверо – демоны.

Правда, тут повторяется история с двумя бездушными машинами из фильма «Терминатор 2: Судный день». Как мы помним, при его просмотре чувства зрителя оказываются сильнее его рассудка и здравого смысла. Зритель прекрасно понимает, что нравственности для робота вообще не существует, а также и любви к нему. Мы не можем любить робота, но все-таки любим, и машина не может для нас быть хорошей или плохой, но мы все равно ее так нравственно оцениваем. Мы невольно очеловечиваем человекоподобного робота в своем сознании, и тем самым он переносится в наш мир, где он и становится для нас человеком. Также и с демонами Михаила Булгакова. В отличие от роботов, демоны, будучи живыми, а не бездушными существами, могут быть нами любимы и нравственно оцениваться, но не как люди, потому что они не люди. А как они любимы и оцениваются, мы уже сказали. Но из-за того, что они подобно роботам, очеловечиваются нашими чувствами и личным восприятием, в нашем сознании граница между нами и ними начинает размываться, пусть и не до конца. Отсюда и получается, что к ним все-таки удается относиться как к людям, если мы забываем их подлинное происхождение. И Михаил Булгаков об этом тоже пишет. Так, в главе 24-й «Извлечение мастера» говорится про Маргариту, что «у нее была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно», а между тем эта строчка приводится после следующего предложения: «Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, – кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита». Но мы прекрасно знаем, что Азазелло – демон, не менее прекрасно об этом знала и сама Маргарита, как и киногерои «Терминатора» тоже прекрасно знали, что к ним в прошлое прибыли одноименные роботы.