Книга дьявола: о Пресвятой Троице. Назначение человека

Но если ангелы и демоны не ведают любви и ничего ей подобного, вроде дружбы или родственных связей и отношений, если любовь равна человечности и является принадлежностью только нашего мира, то тогда получается, что духи именуют Бога и Творца обоих миров – их и нашего – не Любовью, а каким-то другим именем. Бог и для них, несомненно, является Троицей, существуя в трех Лицах: Отцом, Сыном и Духом Святым, но в силу того, что их назначение отличается от нашего (так как назначение любого существа определяется по его природе), они называют Бога как-то иначе, именуют Творца как-то по-другому. И если бы мы могли узнать, Кто для них есть Бог, то тогда, надо полагать, мы бы уже знали, для чего они существуют, в чем смысл их бытия, кто они такие и какова цель их вечного существования. Как ангелы и демоны именуют Бога, Кем для духов является Бог, для того те вечно существуют и за то они называются нами духами. Но пока мы этого не знаем и не можем знать, так как для этого, очевидно, нужно опять откровение свыше.

Благодаря роману Михаила Булгакова мы выяснили, что общего у всех без какого бы то ни было исключения людей. Любовь есть сила, которая правит в видимом мире и является основополагающим законом для всего существующего. С наибольшей яркостью и интенсивностью она проявляет себя в человеке, становясь в нем любовью как таковой, любовью в собственном смысле этого слова. Здесь она показывает всю свою силу, имеет наибольшую красоту и более всякой другой любви уходит в самое важное и главное для нее самой – в вечность. Там же, где нет никакой любви, мы переступаем тот порог, за которым находится потусторонний мир – мир духов – мир ангелов и демонов – мир сил света и сил тьмы. Для Воланда, Коровьева, Азазелло и Бегемота, например, не стоит вопрос, если на свете настоящая, верная и вечная любовь. Для них не существует вся проблематика мира «Мастера и Маргариты», обусловленная взаимным сосуществованием и неизбежным пересечением его героев. Так, пес Банга разделил судьбу своего хозяина. Но и мы все как люди в той или иной мере и степени разделяем вместе с псом участь Пилата, так как он человек, к которому мы не можем быть полностью равнодушны. А Воланд, не ведая любви и ее боли, не может быть соучастником вечности прокуратора. Воланд и его присные не носцентричны нам и нашему миру, они носцентричны лишь друг другу и остальным имеющимся в мире духам. Именно поэтому даже в нашем тексте слово «мы» в любом падеже ни разу не включало в себя кого-либо из ангельского мира, а в нем подразумевались только мы. Мы – люди, а они – духи. Но кто такие духи? Кто ж они такие? Даже ответ на вопрос, кто такие и мы сами, оставил этот вопрос по-прежнему открытым.