Книга для никого

Что с одной стороны странно, а с другой вполне объяснимо: обыкновенно меня чрезмерно превозносят и восхваляют или, напротив, принижают и бранят на чем свет стоит. Должно быть, причиной тому непохожесть на сородичей и побратимов: то есть вроде как бы и свой, а в то же время какой-то чужой и нездешний, отстраненный и надменный, возомнивший себя превосходительством среди середнячков и заурядностей — кому же это понравится? А вот простую, трезвую, взвешенную оценку отнюдь нечасто услышишь, примерно где-то между «иногда» и «никогда». Немудрено, ибо оценка — следствие мыслительного усилия и напряжения чувств, а откуда им взяться в эпоху клише и штампов?

Возможно потому и вырос я столь разномастным, едва ли таким, каким видел отец, сделавшись господином хмурым, нервным, строгим, щеголевато-неухоженным, совсем не как та неугомонная боярыня из средней полосы, которую отчего-то постоянно мне ставят в пример и выдают за эталон. И пускай у меня давно отобран титул, столовое серебро и прочие предметы роскоши благополучно промотаны и профуканы, а блеск столичности прилично поугас, все же многим по-прежнему кажусь я притягательным и мистическим: гостей, что добавляют нотки заезжих интонаций, наречий и противоречий, посещает довольно. Их, странников, желающих осмотреть зодческие творения прошлого, различные портики и пилястры, по сезону тьма, но, должен предупредить, в лабиринты арки беспричинно лучше не забредать: в подворотнях может случиться вполне негостеприимно.

А по фасадам, лепота-красота! Однако сырой, ветреный климат запросто смазывает впечатления и снимки. Воды, одетые в рукава Невы, курсирующие по каналам экскурсионные кораблики, зазывалы зевак с матюгальниками — таковы реалии короткого лета, а затем, извините, зима, пронизывающая сквозняками и закутывающая в заячий тулуп.

Таков я — недоносок идеала, бедный всадник, давно застывший на месте, забывший свой путь и назначение. Полузакрытое окно в Европу, ведь там теперь, как общеизвестно, уцелели одни только радужные и бесполые, несчастные наркоманы, потаскухи да обездоленные полукровки. Сомнительно, понятно, но… Так Говорит Телевизор!

Знаешь, Вера, меня всегда занимал простой вопрос: насколько город, именно что город, а не пресловутая среда обитания, воспитание, климатические условия, зов крови и тому подобное способен влиять на характер и формировать ценностные настройки личности? Могу ли я хоть на минутку побыть Петербургом и порассуждать от его имени? Сдается мне, как живая частица его — право имею.

26 января 2022

Zakat

Те темные, стремные времена абсолютно обоснованно и прочно засели в памяти: такие отчего-то и запоминаются куда крепче, чем короткие счастливые мгновения. Драматичная, чего уж, история разыгралась в ту пору в нашем общежитии, шума наделала немало, чем и запомнилась всем причастным и очевидцам. Среди разношерстной публики, проживавшей на третьем этаже того мира, особенно выделялись двое двоюродных братьев и их семьи, чье общее изначальное семейство не очень-то благополучно разошлось и не слишком удачно разделило совместно нажитое имущество, вокруг какового, как водится, и снуют бесы страсти.

Причем занятно, что младший брат на самом деле был старшим, но то ли получше сохранился, отчего казался посовременнее, то ли держался свободнее и проще, в связи с чем выглядел живее и задорнее, и в настоящем повествовании, соответственно, проходит как Младший. Тогда как младший вымахал здоровенным детиной, приковывая к себе всеобщее внимание, а потому воспринимался Старшим. Как полагается, существовал и брат средний, белобрысый такой, однако к моменту излагаемых событий тот настолько впал в финансовую и моральную зависимость от старшего, что даже не заслуживает отдельного упоминания, практически не будучи стороной процесса.

Многие, многие явления безотчетно зарождаются еще где-то в детствах: кто-нибудь у кого-нибудь отобрал или поломал игрушку, кому-то перепало больше заботы родителей или гувернанток, кто уж теперь разберет, где именно отыскать истоки? Вместо утомительных поисков первопричин мы сразу и прямо констатируем, что старший, очевидно недолюбливая кузена за стремление к самостоятельности, то и дело подначивал младшего и добивался конфликта. Ну вот не нравилось ему, что наглец в последние годы явно отдает предпочтение обществу ребят с верхних этажей и всячески отдаляется, заговаривает на своем языке, фактически отдельном наречии, да и в принципе позабыл приличествующее почтение. При всем при этом следует держать в уме, что старший поживал с вечным ощущением недопонятости и обостренным убеждением, будто все на свете ему должны, все дальше и дальше отдаляясь от того впечатления, которое так отчаянно желал производить на окружающих. Например, парадно играя на публику в войнушку и пафосно чтя память героических предков, он все более походил на тех самых, с которыми они в свое время боролись насмерть во имя будущего, но такого ли?