Читаем Книга для никого полностью

Получив самую значительную долю наследства, старший вместо того чтобы привести в надлежащий порядок свои владения, отремонтировать, обустроить и обставить по уму, накормить собственных детишек и дать им приличное образование, таким образом сделав свое пространство и сам образ жизни его обитателей притягательной материей, напротив, в основном лишь кутил и спускал понапрасну баснословные богатства на голимые понты и сиюминутные причуды. Бывало, выпивая, разбивал морду заведомо более слабому собутыльнику: а просто с досады, и на утро, похмелившись, объяснял постыдное поведение эдаким спонтанным и нестерпимым порывом к трезвости, своеобразным даже приступом доброты. Младший же, зная буйный и вспыльчивый характер братца, пытался дистанцироваться и искал новых знакомств и связей, чем еще пуще воспалял неприязнь сородича. Справедливости для, и младший вовсе не воплощал образец святости, совершая встречные дерзости, а однажды в радости народных гуляний и вовсе прогнал за порог общего дядьку, из бывших зеков, который, правда, и прислан был старшим для склонения меньшого к возобновлению отношений и в целях тщательного присмотра за его настроениями и телодвижениями. По-видимому, данный инцидент и послужил центральной причиной рокового огорчения чувств, переросшего вскоре в неприкрытую ворожбу. Давно искомый повод возвратить младшего в треснувшую семью, а заодно и вернуть часть утраченного имущества наконец-то оказался найден и идейно подпитан. Так вот и закрутились события, будоражившие всю общагу той злой весной.

В свете последних событий старший принялся действовать незамедлительно — на следующий же день решительно отжал кладовку с выходом к ванной, которая хоть по документам и числилась записанной на брата, но уж по личным понятиям куда в большей степени принадлежала ему! Соседи, недоумевая и поругиваясь, стерпели спорную выходку: как-никак этот необузданный верзила был одним из немногих носителей огнестрельного, доставшегося от деда. И хотя никто не знал наверняка, исправно ли орудие вообще, не распроданы ли заряды, давно ли смазывался затвор: железный аргумент еще работал и заставлял законопослушных считаться с наличием.

Выждав восемь месяцев и убедившись, что ситуация в целом сгладилась и сошла с рук, старшой задумал следующую многоходовочку: объявив во всеуслышание, что в семействе младшего завелись бандерлоги, прикрываясь интересами обижаемых ими племянников, тот затеял подозрительную возню и перестановку в прихожей, обставляя поползновения как грядущую уборку, чуть ли не спасательную миссию. И хотя все свидетели и понятые вполне отчетливо осознавали, что давно и нисколько не заботясь положением даже собственных отпрысков, какое уж тому может быть дело до этих самых несчастных племянников… Уж не в тепловой ли трубе заключена вся подоплека, тем более что часть вентилей располагались аккурат на кухне у младшего, а тот, в свою очередь, периодически попугивал их перекрытием. Однако ж, чем чаще старшему указывали на несоответствие озвученных целей к методу их достижения, тем более он воспламенялся и зачитывал длинные отповеди о подлинной дружбе и истинных семейных ценностях: о том, как нужно сделать все как прежде и через это воскресить уходящую молодость!..

Итак, в один из мрачных томительных вечеров, после очередной затяжной лекции обо всем и ни о чем одновременно, он вдруг громогласно заявил об окончательной независимости прихожей, в смысле о переходе нужных площадей под личное управление…

Кстати, жильцы с верхних этажей вполне дальновидно предупреждали, что теперь уж старший всенепременно попробует занять все помещения младшего разом, дабы заселить туда удобного ему и послушного изгнанного родственника, который наверняка не станет засматриваться наверх и будет сидеть на кухне ровно, охраняя вверенные вентиля. Однако никто, по правде сказать, всерьез не верил в реальность угрозы — ведь чистое и безрассудное безумие, зачем же настраивать против себя всех соседей, лишь укрепляя репутацию непредсказуемого сукина сына? Тем не менее, несмотря на всю сомнительность и почти невероятность сценария, той же ночью старший принялся отчаянно скандалить и издавать воинственные восклицания, после чего выломал дверь и пошел вразнос, нанося массу ущерба и страданий напуганным детям и старикам, о коих на словах так радел. Однако неожиданно для себя встретил ожесточенное сопротивление, на которое никак не рассчитывал, явно переоценив свои силы и маскулинность и недооценив младшего, которого отчего-то считал кривляющимся дураком и слабаком. На деле же выяснялось, что младший вовсе не терял времени даром, и еще после того инцидента с кладовкой подготовился к отпору.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес